"попробуй..." - шепнула Мечта (с)
Фандом: Оксана Панкеева «Хроники странного королевства»
Автор: Tabiti
Соавтор: Elika
Название: Жизнь, сгоревшая в Огне
Главные герои: Диего в бытность свою Эль Драко
Категория: джен
Жанр: психология, ангст, экшен, драма
Рейтинг: R
Размер: макси...
Жизнь, сгоревшая в Огне, главы 1 и 2
Жизнь, сгоревшая в Огне, главы 3 - 5
6.
– Я никуда не поеду!
– Орландо, прекрати валять дурака, мало мне проблем, так ещё и ты действуешь мне на нервы, – Амарго устало потёр лоб.
– Я. Никуда. Не поеду! – чёрные глаза принца недобро сверкнули. – Особенно сейчас, когда Эль Драко вляпался в неприятности…
– Вот именно! – Амарго вскочил на ноги. – Именно! И если бы не твоё безответственное поведение, я бы знал о готовящемся аресте заранее и сумел его предупредить. А теперь ты мне заявляешь, что никуда не поедешь, потому что, видите ли, гордость взыграла. Орландо, ну что ты, в самом деле? Ведёшь себя, как ребёнок. Пойми наконец, что мне, для того, чтобы разыскать Диего, нужно время. Время. И мне совершенно некогда присматривать ещё и за тобой.
читать дальше– Но…
– И я ещё не разговаривал с шефом. Не представляю, как ему сказать, что его сын арестован, и что совершенно неизвестно, где он находится в настоящий момент.
– Амарго, я хочу помочь, – тихо пробормотал молодой человек.
– Поверь, ты мне поможешь гораздо больше, если я не буду беспокоиться ещё и о тебе. Уезжай, Орландо.
– А кто с мэтром будет говорить?
– Я, кто же ещё, – Амарго тяжело вздохнул и пробормотал: – И мне будет гораздо спокойней, когда ты окажешься в безопасности…
Он тут же осёкся и прикусил язык. Вот про безопасность совершенно не стоило говорить. Каким бы разгильдяем ни был молодой полуэльф, который и в свои тридцать, по большому счёту, во многих вещах оставался ребёнком, но вот кем-кем, а трусом Орландо не был никогда. Принц резко побледнел и закусил губу:
– Значит, вот в чём дело: ты считаешь меня обузой, – медленно выговорил он. – Так вот знай, я – не беспомощное дитя. Я, в конце концов, твой начальник. Пусть и формальный. Но ты должен мне подчиняться. И запомни: я не собираюсь прятаться и убегать, в то время как Эль Драко попал в беду и ему нужна моя помощь. В конце концов, меня почти никто не помнит в лицо, так что я ничем не рискую, оставаясь в Арборино. Отправляйся к мэтру, а я всё-таки попытаюсь что-нибудь выяснить о Диего. И, пожалуйста, не возражай мне, Амарго.
Этот разговор произошёл четыре дня назад. Диего дель Кастельмарра находился под арестом почти целую луну, а Амарго до сих пор не сообщил об этом своему начальнику. Он испробовал все доступные ему средства для того, чтобы проникнуть в застенки следственной тюрьмы, и вытащить оттуда барда. Наконец, когда его усилия почти увенчались успехом, Амарго узнал, что Диего из следственной тюрьмы перевели. А вот куда – совершенно неизвестно. Его следы затерялись, и искать пришлось вновь с нуля. В этой ситуации откладывать встречу с шефом более не представлялось возможным.
Все эти дни Орландо пропадал в городе с утра до позднего вечера, шатаясь по кабакам, подвалам, таскался по улицам и подворотням и внимательно слушал. Во всех смыслах. Он клятвенно обещал Амарго быть осторожным, и пока свято эту клятву соблюдал. Никто не мог заподозрить в худеньком оборванце одного из лидеров партии Реставрации. О том, что на самом деле этот молодой человек с обаятельной улыбкой – последний отпрыск королевской фамилии, не знала ни одна живая душа, за исключением двух человек.
Орландо почти потерял надежду, когда внезапно услышал обрывок разговора:
– …Да говорю тебе, Рикардо, это был Эль Драко!.. – звонкий мальчишеский голос пробился сквозь гул толпы.
Орландо навострил уши и осторожно огляделся. Вот они: мальчик лет двенадцати и второй, постарше, почти взрослый юноша.
– Тише, Мигель, – старший подозрительно оглянулся. – Тебя могут услышать. Жандармы из тайной полиции на каждом углу.
Он схватил парнишку за руку и поспешно утянул его в переулок. Орландо мигом вскочил на ноги (он старательно изображал нищего попрошайку) и последовал за мальчишками. Догнать их не составило труда. Орландо вздохнул поглубже, заставил сердце колотиться медленнее, откашлялся и сказал:
– Простите, молодые люди…
Мальчишки вздрогнули, и оба, как по команде, обернулись. Два настороженных подозрительных взгляда, одинаково острых и внимательных. Орландо улыбнулся им мягкой грустной улыбкой:
– Не бойтесь. У меня даже оружия нет. Я только хотел спросить…
– Да, сударь? – недоверие мигом растаяло, как туман поутру.
– Я слышал, ваш друг…
– Это мой брат Мигель, – кивнул старший.
– Брат, понятно. Я слышал, как ваш брат упомянул, что видел Эль Драко. Видите ли, он мой друг. Меня не было рядом с ним в тот момент, когда его арестовали, и я очень хотел бы узнать, что с ним произошло, – полуэльф тяжело вздохнул и обратился к младшему: – Мигель, ты что-то знаешь об этом?
– Да, – кивнул мальчик. – Мы с братом были на концерте, когда его арестовали. Это было ужасно, – он немного помедлил и продолжил: – Я тогда унёс с площади его гитару. Полицейские её пинали и едва не разбили!
– Так значит, это ты спас гитару Эль Драко? Молодец! – Орландо хлопнул мальчишку по плечу.
Тот радостно улыбнулся, даже щёки покраснели от удовольствия.
– Да! Значит, она у вас?
Орландо кивнул.
– Я спрашиваю, потому что боялся, что он меня обманул.
– Кто?
– Тот человек. Он встретил меня по дороге, и сказал, что знает, что у меня инструмент Эль Драко, и что он, тот человек, его друг. Я отдал ему гитару, а потом всё время себя казнил, думал, что это какой-нибудь вор меня обманул. Но вы уверены, что гитара в безопасности?
– Уверен. Не беспокойся, Мигель. Эль Драко получит обратно свой инструмент. Лишь бы его самого найти. Но ты мне так и не сказал, что знаешь.
– Вы, наверное, знаете, что его увезли в тюрьму?
– Да-да, – нетерпеливо проговорил Орландо. – Но его перевели оттуда. А вот куда, совершенно неизвестно.
– Я видел, как его посадили в карету. Несколько дней назад, рано утром. И повезли в сторону Северных ворот.
– Северных? Ты уверен?
Мальчик быстро-быстро закивал.
– Значит, не в Кастель Милагро… – пробормотал принц. Он протянул руку и крепко пожал маленькую твёрдую ладонь. Потом обменялся рукопожатием с Рикардо и сказал: – Спасибо, ребята. Вы не представляете, как мне помогли.
Не теряя больше времени, он почти бегом кинулся прочь. Нужно немедленно сообщить Амарго, что Диего увезли в пересыльную тюрьму. Значит, он попал в один из исправительных лагерей. Это внушало надежду, что его можно будет вытащить. Ведь выдернул же Амарго его самого из лагеря не далее как луну назад.
***
Прошла неделя, в течение которой Диего хоть и с трудом, но всё же постепенно привыкал к лагерной жизни. Пока его никто не трогал, и причина этого выяснилась довольно скоро. Хоакину удалось случайно подслушать разговор двух матёрых уголовников, и он шёпотом пересказал его Диего. Оказалось, что заключённые приняли новенького за любимчика начальника. Ведь недаром же ему была оказана такая неслыханная милость – личная аудиенция! И трогать его, даже просто задирать, опасались, боясь наказания. Правда, и в друзья к нему никто не набивался. Диего это вполне устраивало, и целую неделю он жил спокойно, если не считать тяжёлой работы в железной шахте. Рукоять кирки в первый же день натёрла ладони до кровавых мозолей, и старший по бараку с руганью погнал «неженку» в лазарет на перевязку, после чего его освободили от работы на пару дней.
А через неделю с небольшим, сразу после ужина, за Эль Драко пришёл охранник и приказал следовать за ним.
***
В доме начальника лагеря стоял крепкий запах табака и спиртных напитков. Особенно сильно накурено было в гостиной, где в самом разгаре шла вечеринка. Сам Груэсо, его заместитель Мальвадо, начальник лагерной охраны Педасо д’Алькорно и три специально приглашённые девицы лёгкого поведения веселились вовсю. И поначалу даже не заметили вошедших. Первым Диего и приведшего его охранника увидела развязно расположившаяся на коленях у Груэсо блондинка с пышным бюстом.
– Ой, какой хорошенький! – восторженно взвизгнула она. – А можно мне с ним?..
Начальник лениво обернулся.
– Это же заключённый, киса, – недовольно поморщился он. – Тебе что, меня одного мало? Так мы можем вдвоём! – многозначительно подмигнул он своему заместителю, и тот с готовностью ухмыльнулся.
Другие девицы тоже с нескрываемым интересом обшарили взглядами стройную фигуру барда, и тот почувствовал себя раздетым до нитки.
– Так это же... – оккупировавшая колени Мальвадо молоденькая брюнетка всмотрелась пристальней: – Это же... Не может быть! Я же на его концерте была!
Тем временем охранник, опомнившись и прекратив с вожделением пялиться на девиц, доложил:
– Заключённый номер 1855 доставлен!
– Как же так? – растерянно скривила алые губки брюнетка.
Проигнорировав её вопрос, начальник велел охраннику подождать за дверью и обратился к Диего:
– Рад, что вы приняли моё приглашение, маэстро.
– А это было приглашение? – не удержался бард. – Знал бы – отказался.
– Ну зачем же так, – укоризненно покачал головой Груэсо. – Я хочу, чтобы сегодня вам было весело, как и мне. Вы же сами любитель вечеринки закатывать. Так присоединяйтесь!
– Мои вечеринки остались в прошлом, – сглотнув, сказал Диего. Прах побери этого жирного борова и его приближённых!
– Неужели вам не хочется повеселиться, спеть? Сколько вы уже не пели? Луну? Больше? Садитесь, выпейте. А потом мы с удовольствием послушаем ваши песни.
Эль Драко молча покачал головой.
– Что вас не устраивает? – на этот раз в голосе Груэсо послышались раздражённые нотки. – Я вам даже свою гитару дам!
И он указал на лежащий на диване инструмент.
– Ну пожа-алста! – протянула блондинка и пьяно хихикнула.
– Не могу, – тихо сказал Диего.
– Почему? – рыкнул начальник охраны. – Бард ты или кто?
– Теперь я – заключённый номер 1855. А он не поёт.
Мальвадо внезапно хохотнул, и в наступившей на миг тишине это прозвучало неестественно громко.
– Я же говорил! Так что с вас проигрыш!
Он выразительно потёр пальцами в воздухе. Груэсо скривился и переглянулся с начальником охраны.
– Вот как, – небрежно спихнув с коленей блондинку, он, покачиваясь, поднялся на ноги и подошёл к барду. – Ты сам напросился, мальчишка! Пой! Я тебе приказываю!
– Приказывайте, сколько влезет, – пожал плечами Эль Драко. – Но заставить петь нельзя.
– Ты так думаешь? – прошипел Груэсо прямо ему в лицо.
– Я не думаю, я это точно знаю, – тихо проговорил Диего и, поморщившись от запаха винного перегара, отвернулся.
– Не смей от меня отворачиваться, щенок! – рявкнул начальник и вцепился жирными пальцами ему в подбородок.
Безмолвная дуэль длилась несколько секунд. Потом Диего внезапно усмехнулся и сказал:
– Думаете, я испугаюсь?
Груэсо отступил назад, смерил строптивого барда взглядом и мрачно сказал:
– Ты, кажется, ещё не до конца понял, где находишься. Придётся напомнить, – он обернулся к двери и рыкнул: – Альваро!
Охранник возник на пороге гостиной в то же мгновение.
– Этого – заковать. Экзекуция утром, после поверки. И в карцер на неделю, – жёстко приказал Груэсо, а потом обернулся к Диего и скривился в усмешке: – Это научит тебя покорности. М-маэстро, – он издевательски поклонился.
Бард ничего не ответил, только побледнел как полотно, и увидел, как испуганно расширились глаза узнавшей его брюнетки. Стражник кивнул начальнику и прохрипел:
– П-шёл!
Получив грубый толчок в спину, Диего едва удержался на ногах. Он услышал позади смех, а потом дверь с треском захлопнулась.
7.
В барак они вернулись как раз перед вечерним построением. Охранник с красивым именем Альваро велел Диего встать в строй, а сам тихо перекинулся несколькими словами с Абьесто. Тот удивлённо поднял брови и оглянулся на так скоро провинившегося барда. И, видимо, здорово провинившегося, поскольку и кнут, и карцер применялись одновременно очень редко. Обычно либо одно, либо другое. Да и неделя сразу после порки – это слишком. После такого загремит парень в лазарет, как пить дать, загремит! Чем же он так начальству не угодил? Не угодил... Ну конечно, вечеринка! Зачем же ещё его, знаменитого барда, туда водили?
– Отказался петь?
Альваро неопределённо мотнул головой и буркнул:
– Тебе какое дело? Ты того, давай, перекличку!
Абьесто дёрнул плечом и начал привычно называть номера находящихся в его подчинении людей. Когда поверка закончилась, охранник громко объявил:
– Номер 1855, выйти из строя!
читать дальшеДиего сжал кулаки и шагнул вперёд.
– Распоряжением начальника лагеря господина Груэсо, за грубое нарушение правил и вызывающее поведение заключённому номер 1855 назначены пять ударов кнутом и неделя карцера!
По шеренге людей пронёсся удивлённый шёпот. Если кто и ожидал наказаний для "любимчика", то уж никак не больше суток карцера. А судя по наказанию, никакой он и не любимчик вовсе!
– Снять робу! – хлёстко приказал Альваро.
Заставив себя дышать ровно, Диего стянул с себя полосатую рубаху, и Абьесто, взяв её, бросил на его нары.
Кто-то, не удержавшись, присвистнул, увидев знаменитую татуировку Эль Драко – цветного хинского дракона на плече.
– Вперёд!
Его вывели в уже сгустившиеся во дворе сумерки и приковали за руки к столбу для наказаний, где ему предстояло провести ночь. О том, что будет после утренней поверки, Диего предпочитал не думать.
Услышав смешки некоторых соседей по бараку, он стиснул зубы, стараясь не обращать на них внимания. А когда прозвучал отбой, и все разошлись, он уткнулся лбом в деревянный столб и закрыл глаза.
Как с ним могло ТАКОЕ случиться? Или, вернее, как С НИМ могло ТАКОЕ случиться?
Он же просто бард, он всегда был вне политики, так как же, почему?
А потому, немедленно отозвался внутренний голос, что ты никогда не мог поступиться собственной совестью. Ну что тебе стоило переписать этот долбанный гимн? Сделать его таким, каким хотел его видеть, точнее, слышать, президент Гондрелло, чтоб его демоны задрали вместе с пропагандой и агитацией!
Что стоило хотя бы в следственной тюрьме пойти на попятную, пока было ещё не поздно, пока за дело не взялся советник Блай, будь он трижды проклят?
И даже теперь, что стоило спеть на этой треклятой вечеринке? Ведь действительно хочется, очень хочется, уже больше луны гитару в руках не держал!
Не стал. Не смог переступить через себя. Он никогда не мог иначе. И никогда не сможет.
Подаренная отцом гитара… где-то она теперь? В день ареста она же так и осталась там, на сцене. Может быть, её разбили полицейские, а может, она просто гниёт под открытым небом целую луну? Или же ею завладел какой-нибудь прохожий, даже не предполагая, ЧЕЙ инструмент попал ему в руки? Как бы то ни было, Диего предпочёл бы третий вариант.
Он расслабился, насколько мог, и постарался переменить положение тела, но это оказалось практически невозможно.
Измученный выматывающими душу мыслями и вынужденной неподвижностью, он едва дождался рассвета. Всё тело ломило, ноги отказывались служить, и в вертикальном положении его удерживали только оковы. Руки затекли, кандалы натёрли кожу на запястьях. Услышав пронзительный сигнал гонга, который каждое утро будил осуждённых, Диего вздрогнул и с облегчением выдохнул. Что бы ни случилось сейчас, пусть это поскорее закончится.
Отряды бесконечно долго стягивались в лагерный двор, потом также бесконечно тянулась поверка. Диего казалось, что Педасо нарочно её затягивает, чтобы подольше помучить узника. Наконец, когда солнце показалось из-за края вышки и залило двор ярким и каким-то издевательски-радостным светом, начальник охраны крикнул, слово в слово повторив вчерашние слова Альваро:
– За грубое нарушение правил и вызывающее поведение заключённому номер 1855 назначены пять ударов кнутом и неделя карцера!
По рядам заключённых прокатился тихий ропот и тут же стих. Диего услышал, как в наступившей тишине по гравию заскрипели чьи-то шаги. Он повернул голову и увидел Абьесто с кнутом в руках. Значит, экзекуцию будет проводить старший по бараку. Диего на миг зажмурился. Потом взгляд его скользнул дальше. Груэсо и Мальвадо стояли поодаль, в одинаковых позах – сложив на груди руки, и негромко о чём-то переговаривались. Помимо воли Диего различил слова:
– Ставлю пять золотых, что на втором ударе он завизжит, как поросёнок, – выплюнул начальник лагеря. – А то и на первом!
И почему его лицо при первой встрече показалось ему добродушным?
– Вы уже проспорили семь золотых. Не боитесь за свой кошелёк? – криво усмехнулся Мальвадо.
– Ты думаешь, этот рафинированный певчишка сможет выдержать порку? – пожал жирными плечами Груэсо.
– Значит, пари, – заместитель азартно потёр руки.
Диего замутило. На него уже второй раз ставили, как на скаковую лошадь. Даже хуже.
Он взялся руками за цепи и вздрогнул, услышав команду:
– Начинай!
Короткий свист. Хлёсткий режущий удар – на спину словно кипятком плеснули. Тело дёрнулось, он выгнулся и стиснул зубы, глуша стон. Значит, пари, господин начальник лагеря? Значит, рафинированный певчишка? А вот хрен тебе!
От второго удара потемнело в глазах. Он зажмурился и изо всех сил сжал в кулаках цепи. Третий… Сволочь, Абьесто! Бьёт неравномерно, нельзя угадать и приготовиться к следующему удару. Четыре… Пять!
Последний удар оказался особенно сильным. Тело рванулось так, что руки едва не выскочили из суставов, он задушено застонал, до крови прикусив губу.
Палач опустил кнут.
Двое охранников сняли с Диего кандалы, подхватили под руки и поволокли через двор. Карцер находился совсем недалеко. Это был настоящий каменный мешок – колодец, забранный плитой.
Один из стражников отвалил тяжёлую крышку. Эль Драко схватили за руки и опустили в черноту.
Крышку задвинули.
Он очутился в полной тьме. Без просвета. Хоть открывай глаза, хоть закрывай – никакой разницы. Он наощупь определил, что пространства недостаточно даже для того, чтобы вытянуть ноги. Диего осторожно прилёг на бок, чтобы не тревожить повреждённую спину, скрючился, обнял себя за плечи и закрыл глаза.
***
– Рассказывай, – потребовал региональный координатор Макс Рельмо. Получив сигнал «тревога-пять», он бросил все неотложные дела, кинулся к Т-кабине, и через несколько минут хмуро взирал на одного из лучших своих полевых агентов. Сердце почему-то перестукивало не в такт и сжималось от мрачного предчувствия. Неужели с мальчишкой что-то?.. Рука сама собой потянулась к косе.
– Шеф… – Амарго откашлялся и всё-таки заставил себя произнести: – У меня очень плохие новости. Диего арестован…
Макс замер. Медленно отпустил косу, так же медленно выдохнул и закрыл глаза. И признался себе, что ожидал чего-то подобного. Отчаянно боялся, но ждал.
– Я слушаю, – региональный координатор опустился на стул и вперил в Мануэля немигающий взгляд.
Амарго без утайки рассказал всё, что удалось выяснить на настоящий момент. Начиная с того самого концерта, когда он под видом дона Рауля явился к Эль Драко и пытался уговорить его покинуть страну, и когда бард откровенно его послал. Он не забыл упомянуть ни о гитаре, ни о словах Диего, свидетелями которых были несколько сотен человек: «Я всегда буду на сцене», ни о том, что он отказался переписать этот грёбаный гимн даже после свидания с Блаем. Макс слушал рассказ Амарго и мрачнел всё больше. Он раздербанил всю свою косу, но даже не заметил этого.
– Вчера вечером Орландо получил подтверждение, что несколько дней назад его отправили в один из исправительных лагерей. Мне пока не удалось узнать, в который именно, но теперь я знаю, в каком направлении двигаться. Он в лагере, не в Кастель Милагро, значит, рано или поздно мы его вытащим, – закончил Амарго.
Макс постарался взять себя в руки. Так… спокойнее… Глубокий вдох… медленный выдох… И отпусти ты, наконец, эту несчастную косу! Главное, мальчишка жив!.. Диего не упекли в Кастель Милагро, откуда невозможно достать человека, и это самое важное.
Полевой агент молча наблюдал за шефом и сочувственно качал головой.
Амарго не понаслышке знал, чем грозит общение с советником Блаем. Даже он сам остался жив только потому, что Блай тогда, несколько лет назад, отчего-то решил потешить своё извращённое самолюбие, и доказать всем, что он и только он, советник Блай, отныне решает судьбу узников печально знаменитой тюрьмы. И приказал выкинуть искалеченное тело Мануэля Каррера дель Фуэго за периметр. Перед этим Блай самолично явился в камеру дель Фуэго, полюбоваться на то, что осталось от одного из лидеров Союза Прогрессивных Сил, преданного собственным соратником в тот самый день, который обещал быть днём его триумфа. Блай ухватил его за подбородок, вывернул голову и долго смотрел в затуманенные болью глаза. Амарго до сих пор помнил это мертвенно-бледное лицо с багровыми пятнами румянца и белые, словно стеклянные, глаза.
– Теперь ты неопасен, – с гнусной усмешкой сказал тогда Блай. – Дель Фуэго больше нет. Хотя я вижу, как ты зубами цепляешься за свою никчёмную жизнь. Так вот, запомни: внутри тебя сидит ма-алюсенький червячок – специальная капсула безопасности. А детонатор – вот он, – советник подкинул на ладони небольшой цилиндрик. – Живи, если, конечно, сколько-нибудь протянешь, и знай – твоя жизнь в моих руках. Я могу сделать всё, что угодно. Например… – садист легонько повернул цилиндр.
Мануэль взвился от дикой боли, рухнул на пол и забился в судорогах. Блай расхохотался и облизал тонкие мокрые губы.
– Да-да! А вот так? – ещё пол оборота…
Узник хрипло закричал и взмолился всем богам, чтобы это прекратилось. Каким угодно способом, но немедленно. И боги его услышали. Боль внезапно закончилась. Осталось только эхо. Отголосок.
– Ну что, понял?
– Мразь… – Мануэль сплюнул кровью. – Ты можешь меня убить, но не заставишь просить пощады.
– А я думаю, будет по-другому, – Блай вновь плотоядно облизнулся. – Ты приползёшь к воротам и сам, слышишь, сам будешь умолять меня о смерти. А я ещё подумаю, подарить ли её тебе…
Советник развернулся на каблуках и выскочил вон, хлопнув дверью. А потом пришли солдаты, подхватили дель Фуэго под руки, выволокли за ворота Кастель Милагро и бросили там.
Он провалялся под стенами тюрьмы до темноты. Как только сгустились сумерки, Мануэль сумел отыскать палку, сцепил зубы и, тяжело опираясь на свой импровизированный костыль, поковылял прочь. И тащился, держась на ногах только на одном упрямстве. А ближе к утру новый приступ дикой, невыносимой боли швырнул его на землю.
Он продержался два с половиной дня, прогоняя настойчивые мысли о самоубийстве. Ибо это малодушно и недостойно кабальеро.
Последнее, что он помнил перед тем, как провалиться в чёрную пучину беспамятства, были тёмные внимательные глаза на смутно знакомом лице.
Уже много позже, на Альфе, где его, можно сказать, собрали по кусочкам, как конструктор, региональный координатор признался ему, что пошёл на преступление, выдав умирающего человека за своего полевого агента. Мануэль не раздумывал ни секунды, и, получив предложение, согласился мгновенно. Конечно, чего душой кривить, его соблазнила сказочная возможность быть живым. Живым и целым, а не беспомощным калекой. Но не только. Мануэль Каррера дель Фуэго не был бы настоящим алхимиком, если бы не загорелся идеей познать и испытать что-то новое и до сих пор неизведанное. А ещё его несбыточные мечты о мести, наконец, обрели плоть. Он согласился работать на службу «Дельта» и отныне получил не только возможность поквитаться с предателем да Костой, но и по-настоящему повлиять на ситуацию в стране. А пресловутую капсулу безопасности из его тела удалили на Альфе в два счёта.
Вот только после того, как Блай узнал, что его жертва спаслась, больше он такой ошибки не совершал: из стен Кастель Милагро не вышел с тех пор ни один узник, ни живой, ни мёртвый. А позже переселенцы, которых Блай вылавливал по всей Мистралии и тащил в застенки своей любимой тюрьмы, усовершенствовали капсулы безопасности: теперь они автоматически взрывались в теле любого узника, сумевшего выбраться за Периметр. С этими усовершенствованиями Кастель Милагро окончательно приобрела статус «тюрьмы, из которой не убегают».
Амарго очень хорошо понимал шефа: сам дважды потеряв семью, он сейчас отчаянно боялся за Стеллу и малыша, которые до сих пор оставались в Мистралии. Хотя первый, кто осмелился бы лишь намекнуть, что он трус, немедленно познакомился бы с его ножами. Не менее знаменитыми в определённых кругах, чем сам товарищ Амарго.
– Что Орландо делает в Арборино? – наконец через силу выговорил Макс.
– Он отказался уезжать. Наотрез. А приказывать ему я не могу.
– Зато я могу, – жёстко произнёс региональный координатор. – Скажи ему, что я хочу его видеть. Он – последняя надежда Мистралии обрести стабильность, и даже этот инфантильный лопух должен, наконец, понять всю меру ответственности, – он помолчал и добавил: – Мануэль, я прошу тебя приложить все усилия в поисках Диего. И сам буду искать его по своим каналам.
8.
Сперва прохлада карцера даже принесла облегчение. Но вскоре Диего почувствовал, что его начинает знобить.
Он всегда отличался крепким здоровьем, никогда серьёзно не болел, даже в детстве, но если прямо сейчас что-то не предпринять, лихорадка ему обеспечена. Хотя она и так обеспечена из-за далеко не стерильного кнута и невозможности обработать раны, но если к этому добавится ещё и простуда… Когда-то давно отец учил его терморегуляции по каким-то особым методикам, что очень пригодилось ему в Поморье после купания в проруби.
читать дальше
Те памятные гастроли вместо запланированной одной луны продлились целых два года. И следующая зима в Поморье, по мнению мистралийских гостей, выдалась чересчур суровой, хотя местные друзья смеялись и уверяли, что бывает ещё холоднее. Как может быть ещё холоднее, парни из страны вечного лета представляли с трудом. Им и такого, вполне среднего себе, а по словам поморцев, так и вовсе лёгкого – только носы чуть-чуть пощипывает – морозца, хватало с лихвой. Поэтому Диего был в шоке, когда Симеон Подгородецкий предложил ему искупаться в проруби. Конечно, сначала Диего понятия не имел, что такое «прорубь», а когда уточнил, у него изумлённо расширились глаза.
– Прорубленные во льду лунки? И вы в них купаетесь?!
– А что? – подмигнул Симеон, весело глядя на его шокированное лицо. – Это весьма полезно для здоровья. На коньках кататься ты уже научился, так почему бы не попробовать и в прорубь окунуться?
И он потащил друга на реку.
Когда Эль Драко увидел на заснеженном берегу с десяток раздетых парней, ему стало зябко. Очень. Но уже в следующее мгновение его охватил самый настоящий азарт. Да что же он, неженка какой-то, что ли?! А тут ещё и Симеон стал подначивать:
– Ну что, слабо́?
– Скажешь тоже, – обиделся Диего и принялся раздеваться. Скинув одежду, он, не позволив себе ни секунды колебаний, с головой ухнул в прорубь. Дыхание перехватило так, что, казалось, сердце остановилось, а потом, наоборот, зашлось в бешеном ритме. В первое мгновение он подумал, что совершил несусветную глупость. И тут рядом с ним в чёрную ледяную воду прыгнул Симеон. Вынырнул, отфыркиваясь, пригладил руками мокрые волосы и улыбнулся:
– Ну как? Здорово, правда?
Диего только головой покрутил: говорить от избытка чувств и ощущений он был пока не в состоянии. Симеон понял, рассмеялся и дружески ткнул его кулаком в плечо с татуировкой:
– Ничего, привыкнешь!
Он, и правда, привык. И уже после второго такого купания даже стал находить в этом удовольствие. А согреваться ему помогала показанная отцом методика терморегуляции, и до сих пор она его никогда не подводила.
Вот и теперь он постарался отрешиться от терзающей спину боли и сосредоточиться. Представил у себя в груди маленький сгусток огня, от которого нагревается не только его тело, но и окружающее пространство. Это постепенно помогло прогнать холод, и даже боль немного притупилась. Но долго поддерживать такое состояние он не мог, – быстро уставал. Особенно теперь. Оставалось надеяться, что этого тепла хватит на то время, которое потребуется ему для отдыха и новой концентрации сознания.
Он спал или находился в забытье. Перед глазами плавали какие-то смутные образы. Он видел ступени, уходящие вверх и вниз. Но почему-то никуда не шёл по этой лестнице. Просто присел на ступеньку и уронил голову на руки. Не хотелось никуда идти, ни о чём думать. Стыд и унижение – вот что он сейчас испытывал. Но в душе всё же шевелился лёгкий червячок любопытства: а что там, в конце лестницы? Что, если спуститься по ступеням, или просто шагнуть в сторону? Вокруг плавали рваные клочья тумана, но Диего был уверен, что стоит ему захотеть и сделать шаг со ступеней, как он окажется в каком-нибудь неведомом месте… Отец пару раз, ещё в детстве, показывал ему эти места. И называл их загадочным словом «Лабиринт». Лабиринт…
Вот только любопытства этого было недостаточно для того, чтобы сделать шаг. Он сидел на этих долбаных ступенях, отрешённо глядя перед собой. Ни мыслей, ни желаний, ни чувств.
– Эй, ты! Слышишь? – хриплый окрик вывел Диего из оцепенения. Сверху пробивался слабый свет. Потом на него что-то упало, какая-то тряпка.
– Одевайся! – снова крикнул тот же голос.
Диего нехотя приподнялся. Открыл припухшие глаза. Различил в полутьме полоски и понял, что ему сбросили его тюремную робу.
– Очухался? Ну, чего молчишь?
– С-спасибо, – Диего откашлялся, подобрал рубаху и, морщась, принялся натягивать её на исхлёстанные плечи. Потом поднял голову и встретился взглядом с усатым охранником. Имени его он не знал, только видел несколько раз, да и то мельком.
– Я тебе тут жратву принёс. Держи. Я посвечу, пока ты будешь есть.
Солдат опустил на верёвке корзину. Внутри стояла миска похлёбки, жестяная кружка с водой и чёрствый заплесневелый кусок хлеба. Ложку, конечно, охранник не захватил. Но Диего, уже было наплевать, есть ложка или нет. Он вытащил миску и просто выпил полужидкую массу. И кружку осушил в одно мгновение. Зубы клацнули о край. Диего скривился. Стиснул хлеб в кулаке. Кто знает, когда ему снова принесут еду, а умирать голодной смертью он пока не собирался.
– Давай обратно посуду, – голова вдруг свесилась ещё ниже, и охранник выдохнул громким шёпотом: – И ты, это, закутайся там в робу, как следует, а я тебе попозже, может быть, одеяло раздобуду, или хоть какую-нибудь холстину.
Диего кивнул в ответ и выдавил:
– Спасибо.
Он опустил посуду обратно в корзинку. Верёвка дёрнулась. Над головой с лязгом опустилась крышка, и он вновь очутился в полной темноте.
***
Отрезанный от мира и солнечного света, Эль Драко потерял счёт дням. Сколько их уже прошло, сколько осталось до завершения наказания? Он не знал. Так называемую еду приносили четыре раза, но она только ещё сильнее разжигала зверский голод. Зато усатый охранник всё же сдержал своё обещание и раздобыл для узника тонкое шерстяное одеяло, так что Диего, закутавшись в него, теперь мог дольше сохранять тепло.
Это долгое заключение в холоде, темноте и тесноте было невыносимым. Но одно он знал точно: если бы вдруг появилась возможность вернуть всё назад, он поступил бы точно так же.
Наконец плита сверху снова поднялась, и уже знакомый охранник опустил на этот раз пустую корзину:
– Тебя сегодня выпустят. Одеяло верни, а то я окажусь на твоём месте…
Непослушными руками Диего расправил мятое, пропахшее по́том и мочой одеяло, и, кое-как сложив, сунул в корзину.
Когда его вытащили из ямы, он даже стоять не мог. Ноги отказывалсь служить. Глаза слезились от нестерпимо яркого света, ресницы слиплись, и Диего после двух неудачных попыток открыть глаза и оглядеться, оставил эту мысль. Он услышал многоэтажный мат и узнал голос Педасо. Печатными в его замысловатой речи были только предлоги и междометия. Охранники неуклюже топтались, подхватив узника под руки, а начальник стражи всё никак не мог сообразить, куда же отправить провинившегося арестанта. Похоже, наказание оказалось слишком суровым, и даже такая тупоголовая сволочь понимала, что работник из него никакой. Педасо вовсю упражнялся в отборной брани, когда Диего различил чьи-то шаги, а ещё через пару секунд и голос:
– В лазарет его.
Он узнал Мальвадо.
– Слушаю, господин полковник! – Педасо щёлкнул каблуками.
Получив чёткий приказ, он вновь обрёл уверенность, бодро скомандовал своим подчинённым и те, перехватив заключённого поудобнее, поволокли его в другой конец лагеря.
***
За то короткое время, что он провёл в лагере (неужели всего две недели, одну из которых в карцере?), Диего успел узнать, что тюремный лазарет был здесь чем-то вроде особо элитного курорта. Все обитатели его барака, во всяком случае, те, с кем он успел пообщаться, мечтали сюда попасть. Но это было не так-то просто. В лазарете оказывались только те узники, кто, с одной стороны, был очень болен или ранен, пострадав от несчастного случая (или НЕ случая) в шахте или бараке, но с другой – он был не безнадёжен и при недолгом лечении мог выздороветь и вновь приступить к работе. В лазарете никто не задерживался дольше недели. Только Хоакин ещё в первые дни пребывания Диего в лагере рассказал ему, что однажды провёл в лазарете девять дней, и это были самые лучшие его дни за последнее время.
В лазарете даже была своя помывочная. Диего почувствовал, как его затащили в какое-то помещение и начали стаскивать одежду. Он слабо дёрнулся, но сил на сопротивление не было. Но, к счастью, ничего страшного не произошло. Его раздели, бросили на деревянную лавку и вылили сверху несколько вёдер воды. Хорошо, хоть не ледяной. С него достаточно было холода. Вроде как помыли, значит. Потом вновь подхватили под руки и так, прямо нагишом, вновь куда-то поволокли. Глаза уже привыкли к свету. Диего приподнял голову – его тащили по длинному коридору с целым рядом дверей. Он содрогнулся, невольно вспомнив следственную тюрьму. Но здесь не было того запаха безысходности, который преследовал его в тюрьме.
Наконец, одна из дверей отворилась, охранники втащили его в камеру-палату и водрузили на койку. Потом по каменному полу загрохотали сапоги, дверь, взвизгнув на петлях, захлопнулась.
Диего перевернулся на живот – на спине было больно лежать, повозился в постели, натянул тонкое вонючее одеяло до подбородка, закрыл глаза и с облегчением выдохнул. Что бы ни было дальше, сейчас его никто больше не трогает, и он будет отдыхать. Спать-спать-спать. В нормальной кровати, вытянувшись во весь рост. И даже почти чистый.
Диего постарался заставить боль и голод отступить, спрятаться где-то на краешке сознания. Это, конечно, удалось плохо, но он был настолько вымотан и морально, и физически, что не прошло и нескольких минут, как он провалился в чёрное забытьё.
Он смутно помнил, как заходил доктор. Во всяком случае, Диего понял, что человек, внезапно склонившийся над ним и сдёрнувший с него простыню врач – когда тот нахмурился, озабоченно покачал головой и поцокал языком.
– Ничего, парень. Потерпи. Скоро полегчает, – он слышал голос как сквозь вату, а лица и вовсе не мог разглядеть.
Потом быстрые руки что-то делали с его спиной. Было больно, но как-то по-хорошему. Доктор почистил загноившиеся рубцы, смазал их какой-то вонючей мазью, наложил повязку. Диего и рад был бы гордо молчать, но не смог сдержать стон. Ломило кости, его бил озноб, а голова так пылала, что даже подушка казалась раскалённой.
– Вот, выпей это, – бард почувствовал у своих губ чашку и жадно принялся глотать горьковатый отвар. Его замутило, но доктор приказал выпить всё до конца. – Это поможет сбить лихорадку. Так что не упрямься и пей.
Диего послушно осушил посудину и уронил голову на подушку. Силы кончились.
– Отдыхай, я потом зайду ещё, проведать. Эк тебе досталось, – врач погладил его по бритой макушке, как маленького, и добавил: – Захочешь пить – кружка здесь, рядом, на столике.
Диего уже не слышал, как лекарь заботливо укрыл его одеялом и вышел, заперев за собой дверь.
***
Его разбудил негромкий стон в дальнем углу палаты. Встрепенувшись, он открыл глаза и поднял голову. По сравнению с тем, в каком состоянии его притащили сюда (кстати, интересно, сколько времени он здесь провалялся?), он чувствовал себя довольно сносно. Его, правда, ещё потряхивало, и во всём теле чувствовалась противная слабость, зато голова была лёгкой и ясной. И даже спина почти не болела.
Он огляделся. В окно пробивался слабый свет – похоже, уже вечер. Значит, он проспал целый день. Хорошо, что его никто не разбудил раньше, хоть немного удалось восстановить силы.
Утром, когда его сюда приволокли, ему было не до разглядывания соседних коек на предмет возможного соседства. А теперь выяснилось, что он в палате не один.
Привстав на локте, Эль Драко осмотрелся и увидел на самой крайней койке в углу ещё одного пациента. Он лежал, отвернувшись к стене, и из-под одеяла виднелся только затылок со слегка отросшими тёмными волосами.
– Эй! – тихонько позвал бард.
Пациент не ответил и даже не шевельнулся. А через пару секунд снова застонал, на этот раз громче.
Диего встал, обрадовавшись, что ноги вновь ему подчиняются, и, закутавшись в одеяло – никакой одежды ему так и не дали – босиком прошлёпал в другой конец палаты.
– Приятель, ты меня слышишь? Похоже, нет…
Склонившись над койкой, он осторожно отогнул край одеяла и ахнул:
– Сантьяго?!
Это и в самом деле оказался бард, пропавший без вести полторы луны назад. Так вот куда его упекли!
Закусив губу, Эль Драко мягко тронул лежащего за плечо.
Не сказать, что они были близкими друзьями, но хорошими приятелями – так точно. Часто встречались на вечеринках, которые закатывал то один, то другой, вместе веселились, пили, пели песни, однажды даже из-за девушки поцапались… А потом Сантьяго арестовали, и что с ним стало, не знал никто в стране, кроме, разве что, президента Гондрелло, советника Блая и его подручных, да тех, кто находился в этом лагере. А может, и сам президент не знал. Вряд ли Блай докладывал ему о каждом заключённом. Наверняка, только о тех, в которых господин президент был заинтересован лично.
– Сантьяго… – Эль Драко вновь осторожно потряс товарища за плечо.
Тот, наконец, с трудом разлепил ресницы и посмотрел на Диего мутными глазами.
– Как ты?
Бард моргнул несколько раз, с трудом поднял руку и тронул голову. Постепенно взгляд его принял осмысленное выражение, и он через силу произнёс:
– К-кто в-вы? Мы знакомы?
– Это я… Эль Драко, – надо же, он уже начал отвыкать от собственного имени.
Ещё несколько мгновений Сантьяго всматривался в него, а потом его лицо исказила гримаса боли:
– И ты тоже, – горестно выдохнул он.
– Что с тобой случилось?
– Я… почти ничего не помню. Даже того, как оказался в лагере. Помню только, что дважды пытался бежать…
– Я вижу, неудачно.
– После первого раза обошлось кнутом, а после второго я оказался в карцере, и сколько времени там провёл, не знаю, очнулся уже здесь… Я устал, Эль Драко. Очень устал… – Сантьяго закрыл глаза и откинулся на подушку. Силы покинули его, даже говорить было трудно.
Диего постоял над ним секунду, закусив губу. Труп – и тот краше в гроб кладут. Когда-то знаменитый бард был теперь больше похож на обтянутый кожей скелет. Скулы заострились, нос торчал острым клювиком. Диего тронул его лоб и отдёрнул руку: землистая кожа была холодной и липкой. Он тяжело вздохнул и сказал:
– Ты вот что, ты пока отдыхай, и я тоже, а поговорим мы с тобой попозже.
Сантьяго не ответил.
Диего добрался до собственной койки и тяжело рухнул на одеяло. Плохо дело. Похоже, Сантьяго совсем опустил руки. Ну ничего, может быть, к утру ему полегчает, и им всё же удастся поговорить.
Автор: Tabiti
Соавтор: Elika
Название: Жизнь, сгоревшая в Огне
Главные герои: Диего в бытность свою Эль Драко
Категория: джен
Жанр: психология, ангст, экшен, драма
Рейтинг: R
Размер: макси...
Жизнь, сгоревшая в Огне, главы 1 и 2
Жизнь, сгоревшая в Огне, главы 3 - 5
6.
– Я никуда не поеду!
– Орландо, прекрати валять дурака, мало мне проблем, так ещё и ты действуешь мне на нервы, – Амарго устало потёр лоб.
– Я. Никуда. Не поеду! – чёрные глаза принца недобро сверкнули. – Особенно сейчас, когда Эль Драко вляпался в неприятности…
– Вот именно! – Амарго вскочил на ноги. – Именно! И если бы не твоё безответственное поведение, я бы знал о готовящемся аресте заранее и сумел его предупредить. А теперь ты мне заявляешь, что никуда не поедешь, потому что, видите ли, гордость взыграла. Орландо, ну что ты, в самом деле? Ведёшь себя, как ребёнок. Пойми наконец, что мне, для того, чтобы разыскать Диего, нужно время. Время. И мне совершенно некогда присматривать ещё и за тобой.
читать дальше– Но…
– И я ещё не разговаривал с шефом. Не представляю, как ему сказать, что его сын арестован, и что совершенно неизвестно, где он находится в настоящий момент.
– Амарго, я хочу помочь, – тихо пробормотал молодой человек.
– Поверь, ты мне поможешь гораздо больше, если я не буду беспокоиться ещё и о тебе. Уезжай, Орландо.
– А кто с мэтром будет говорить?
– Я, кто же ещё, – Амарго тяжело вздохнул и пробормотал: – И мне будет гораздо спокойней, когда ты окажешься в безопасности…
Он тут же осёкся и прикусил язык. Вот про безопасность совершенно не стоило говорить. Каким бы разгильдяем ни был молодой полуэльф, который и в свои тридцать, по большому счёту, во многих вещах оставался ребёнком, но вот кем-кем, а трусом Орландо не был никогда. Принц резко побледнел и закусил губу:
– Значит, вот в чём дело: ты считаешь меня обузой, – медленно выговорил он. – Так вот знай, я – не беспомощное дитя. Я, в конце концов, твой начальник. Пусть и формальный. Но ты должен мне подчиняться. И запомни: я не собираюсь прятаться и убегать, в то время как Эль Драко попал в беду и ему нужна моя помощь. В конце концов, меня почти никто не помнит в лицо, так что я ничем не рискую, оставаясь в Арборино. Отправляйся к мэтру, а я всё-таки попытаюсь что-нибудь выяснить о Диего. И, пожалуйста, не возражай мне, Амарго.
Этот разговор произошёл четыре дня назад. Диего дель Кастельмарра находился под арестом почти целую луну, а Амарго до сих пор не сообщил об этом своему начальнику. Он испробовал все доступные ему средства для того, чтобы проникнуть в застенки следственной тюрьмы, и вытащить оттуда барда. Наконец, когда его усилия почти увенчались успехом, Амарго узнал, что Диего из следственной тюрьмы перевели. А вот куда – совершенно неизвестно. Его следы затерялись, и искать пришлось вновь с нуля. В этой ситуации откладывать встречу с шефом более не представлялось возможным.
Все эти дни Орландо пропадал в городе с утра до позднего вечера, шатаясь по кабакам, подвалам, таскался по улицам и подворотням и внимательно слушал. Во всех смыслах. Он клятвенно обещал Амарго быть осторожным, и пока свято эту клятву соблюдал. Никто не мог заподозрить в худеньком оборванце одного из лидеров партии Реставрации. О том, что на самом деле этот молодой человек с обаятельной улыбкой – последний отпрыск королевской фамилии, не знала ни одна живая душа, за исключением двух человек.
Орландо почти потерял надежду, когда внезапно услышал обрывок разговора:
– …Да говорю тебе, Рикардо, это был Эль Драко!.. – звонкий мальчишеский голос пробился сквозь гул толпы.
Орландо навострил уши и осторожно огляделся. Вот они: мальчик лет двенадцати и второй, постарше, почти взрослый юноша.
– Тише, Мигель, – старший подозрительно оглянулся. – Тебя могут услышать. Жандармы из тайной полиции на каждом углу.
Он схватил парнишку за руку и поспешно утянул его в переулок. Орландо мигом вскочил на ноги (он старательно изображал нищего попрошайку) и последовал за мальчишками. Догнать их не составило труда. Орландо вздохнул поглубже, заставил сердце колотиться медленнее, откашлялся и сказал:
– Простите, молодые люди…
Мальчишки вздрогнули, и оба, как по команде, обернулись. Два настороженных подозрительных взгляда, одинаково острых и внимательных. Орландо улыбнулся им мягкой грустной улыбкой:
– Не бойтесь. У меня даже оружия нет. Я только хотел спросить…
– Да, сударь? – недоверие мигом растаяло, как туман поутру.
– Я слышал, ваш друг…
– Это мой брат Мигель, – кивнул старший.
– Брат, понятно. Я слышал, как ваш брат упомянул, что видел Эль Драко. Видите ли, он мой друг. Меня не было рядом с ним в тот момент, когда его арестовали, и я очень хотел бы узнать, что с ним произошло, – полуэльф тяжело вздохнул и обратился к младшему: – Мигель, ты что-то знаешь об этом?
– Да, – кивнул мальчик. – Мы с братом были на концерте, когда его арестовали. Это было ужасно, – он немного помедлил и продолжил: – Я тогда унёс с площади его гитару. Полицейские её пинали и едва не разбили!
– Так значит, это ты спас гитару Эль Драко? Молодец! – Орландо хлопнул мальчишку по плечу.
Тот радостно улыбнулся, даже щёки покраснели от удовольствия.
– Да! Значит, она у вас?
Орландо кивнул.
– Я спрашиваю, потому что боялся, что он меня обманул.
– Кто?
– Тот человек. Он встретил меня по дороге, и сказал, что знает, что у меня инструмент Эль Драко, и что он, тот человек, его друг. Я отдал ему гитару, а потом всё время себя казнил, думал, что это какой-нибудь вор меня обманул. Но вы уверены, что гитара в безопасности?
– Уверен. Не беспокойся, Мигель. Эль Драко получит обратно свой инструмент. Лишь бы его самого найти. Но ты мне так и не сказал, что знаешь.
– Вы, наверное, знаете, что его увезли в тюрьму?
– Да-да, – нетерпеливо проговорил Орландо. – Но его перевели оттуда. А вот куда, совершенно неизвестно.
– Я видел, как его посадили в карету. Несколько дней назад, рано утром. И повезли в сторону Северных ворот.
– Северных? Ты уверен?
Мальчик быстро-быстро закивал.
– Значит, не в Кастель Милагро… – пробормотал принц. Он протянул руку и крепко пожал маленькую твёрдую ладонь. Потом обменялся рукопожатием с Рикардо и сказал: – Спасибо, ребята. Вы не представляете, как мне помогли.
Не теряя больше времени, он почти бегом кинулся прочь. Нужно немедленно сообщить Амарго, что Диего увезли в пересыльную тюрьму. Значит, он попал в один из исправительных лагерей. Это внушало надежду, что его можно будет вытащить. Ведь выдернул же Амарго его самого из лагеря не далее как луну назад.
***
Прошла неделя, в течение которой Диего хоть и с трудом, но всё же постепенно привыкал к лагерной жизни. Пока его никто не трогал, и причина этого выяснилась довольно скоро. Хоакину удалось случайно подслушать разговор двух матёрых уголовников, и он шёпотом пересказал его Диего. Оказалось, что заключённые приняли новенького за любимчика начальника. Ведь недаром же ему была оказана такая неслыханная милость – личная аудиенция! И трогать его, даже просто задирать, опасались, боясь наказания. Правда, и в друзья к нему никто не набивался. Диего это вполне устраивало, и целую неделю он жил спокойно, если не считать тяжёлой работы в железной шахте. Рукоять кирки в первый же день натёрла ладони до кровавых мозолей, и старший по бараку с руганью погнал «неженку» в лазарет на перевязку, после чего его освободили от работы на пару дней.
А через неделю с небольшим, сразу после ужина, за Эль Драко пришёл охранник и приказал следовать за ним.
***
В доме начальника лагеря стоял крепкий запах табака и спиртных напитков. Особенно сильно накурено было в гостиной, где в самом разгаре шла вечеринка. Сам Груэсо, его заместитель Мальвадо, начальник лагерной охраны Педасо д’Алькорно и три специально приглашённые девицы лёгкого поведения веселились вовсю. И поначалу даже не заметили вошедших. Первым Диего и приведшего его охранника увидела развязно расположившаяся на коленях у Груэсо блондинка с пышным бюстом.
– Ой, какой хорошенький! – восторженно взвизгнула она. – А можно мне с ним?..
Начальник лениво обернулся.
– Это же заключённый, киса, – недовольно поморщился он. – Тебе что, меня одного мало? Так мы можем вдвоём! – многозначительно подмигнул он своему заместителю, и тот с готовностью ухмыльнулся.
Другие девицы тоже с нескрываемым интересом обшарили взглядами стройную фигуру барда, и тот почувствовал себя раздетым до нитки.
– Так это же... – оккупировавшая колени Мальвадо молоденькая брюнетка всмотрелась пристальней: – Это же... Не может быть! Я же на его концерте была!
Тем временем охранник, опомнившись и прекратив с вожделением пялиться на девиц, доложил:
– Заключённый номер 1855 доставлен!
– Как же так? – растерянно скривила алые губки брюнетка.
Проигнорировав её вопрос, начальник велел охраннику подождать за дверью и обратился к Диего:
– Рад, что вы приняли моё приглашение, маэстро.
– А это было приглашение? – не удержался бард. – Знал бы – отказался.
– Ну зачем же так, – укоризненно покачал головой Груэсо. – Я хочу, чтобы сегодня вам было весело, как и мне. Вы же сами любитель вечеринки закатывать. Так присоединяйтесь!
– Мои вечеринки остались в прошлом, – сглотнув, сказал Диего. Прах побери этого жирного борова и его приближённых!
– Неужели вам не хочется повеселиться, спеть? Сколько вы уже не пели? Луну? Больше? Садитесь, выпейте. А потом мы с удовольствием послушаем ваши песни.
Эль Драко молча покачал головой.
– Что вас не устраивает? – на этот раз в голосе Груэсо послышались раздражённые нотки. – Я вам даже свою гитару дам!
И он указал на лежащий на диване инструмент.
– Ну пожа-алста! – протянула блондинка и пьяно хихикнула.
– Не могу, – тихо сказал Диего.
– Почему? – рыкнул начальник охраны. – Бард ты или кто?
– Теперь я – заключённый номер 1855. А он не поёт.
Мальвадо внезапно хохотнул, и в наступившей на миг тишине это прозвучало неестественно громко.
– Я же говорил! Так что с вас проигрыш!
Он выразительно потёр пальцами в воздухе. Груэсо скривился и переглянулся с начальником охраны.
– Вот как, – небрежно спихнув с коленей блондинку, он, покачиваясь, поднялся на ноги и подошёл к барду. – Ты сам напросился, мальчишка! Пой! Я тебе приказываю!
– Приказывайте, сколько влезет, – пожал плечами Эль Драко. – Но заставить петь нельзя.
– Ты так думаешь? – прошипел Груэсо прямо ему в лицо.
– Я не думаю, я это точно знаю, – тихо проговорил Диего и, поморщившись от запаха винного перегара, отвернулся.
– Не смей от меня отворачиваться, щенок! – рявкнул начальник и вцепился жирными пальцами ему в подбородок.
Безмолвная дуэль длилась несколько секунд. Потом Диего внезапно усмехнулся и сказал:
– Думаете, я испугаюсь?
Груэсо отступил назад, смерил строптивого барда взглядом и мрачно сказал:
– Ты, кажется, ещё не до конца понял, где находишься. Придётся напомнить, – он обернулся к двери и рыкнул: – Альваро!
Охранник возник на пороге гостиной в то же мгновение.
– Этого – заковать. Экзекуция утром, после поверки. И в карцер на неделю, – жёстко приказал Груэсо, а потом обернулся к Диего и скривился в усмешке: – Это научит тебя покорности. М-маэстро, – он издевательски поклонился.
Бард ничего не ответил, только побледнел как полотно, и увидел, как испуганно расширились глаза узнавшей его брюнетки. Стражник кивнул начальнику и прохрипел:
– П-шёл!
Получив грубый толчок в спину, Диего едва удержался на ногах. Он услышал позади смех, а потом дверь с треском захлопнулась.
7.
В барак они вернулись как раз перед вечерним построением. Охранник с красивым именем Альваро велел Диего встать в строй, а сам тихо перекинулся несколькими словами с Абьесто. Тот удивлённо поднял брови и оглянулся на так скоро провинившегося барда. И, видимо, здорово провинившегося, поскольку и кнут, и карцер применялись одновременно очень редко. Обычно либо одно, либо другое. Да и неделя сразу после порки – это слишком. После такого загремит парень в лазарет, как пить дать, загремит! Чем же он так начальству не угодил? Не угодил... Ну конечно, вечеринка! Зачем же ещё его, знаменитого барда, туда водили?
– Отказался петь?
Альваро неопределённо мотнул головой и буркнул:
– Тебе какое дело? Ты того, давай, перекличку!
Абьесто дёрнул плечом и начал привычно называть номера находящихся в его подчинении людей. Когда поверка закончилась, охранник громко объявил:
– Номер 1855, выйти из строя!
читать дальшеДиего сжал кулаки и шагнул вперёд.
– Распоряжением начальника лагеря господина Груэсо, за грубое нарушение правил и вызывающее поведение заключённому номер 1855 назначены пять ударов кнутом и неделя карцера!
По шеренге людей пронёсся удивлённый шёпот. Если кто и ожидал наказаний для "любимчика", то уж никак не больше суток карцера. А судя по наказанию, никакой он и не любимчик вовсе!
– Снять робу! – хлёстко приказал Альваро.
Заставив себя дышать ровно, Диего стянул с себя полосатую рубаху, и Абьесто, взяв её, бросил на его нары.
Кто-то, не удержавшись, присвистнул, увидев знаменитую татуировку Эль Драко – цветного хинского дракона на плече.
– Вперёд!
Его вывели в уже сгустившиеся во дворе сумерки и приковали за руки к столбу для наказаний, где ему предстояло провести ночь. О том, что будет после утренней поверки, Диего предпочитал не думать.
Услышав смешки некоторых соседей по бараку, он стиснул зубы, стараясь не обращать на них внимания. А когда прозвучал отбой, и все разошлись, он уткнулся лбом в деревянный столб и закрыл глаза.
Как с ним могло ТАКОЕ случиться? Или, вернее, как С НИМ могло ТАКОЕ случиться?
Он же просто бард, он всегда был вне политики, так как же, почему?
А потому, немедленно отозвался внутренний голос, что ты никогда не мог поступиться собственной совестью. Ну что тебе стоило переписать этот долбанный гимн? Сделать его таким, каким хотел его видеть, точнее, слышать, президент Гондрелло, чтоб его демоны задрали вместе с пропагандой и агитацией!
Что стоило хотя бы в следственной тюрьме пойти на попятную, пока было ещё не поздно, пока за дело не взялся советник Блай, будь он трижды проклят?
И даже теперь, что стоило спеть на этой треклятой вечеринке? Ведь действительно хочется, очень хочется, уже больше луны гитару в руках не держал!
Не стал. Не смог переступить через себя. Он никогда не мог иначе. И никогда не сможет.
Подаренная отцом гитара… где-то она теперь? В день ареста она же так и осталась там, на сцене. Может быть, её разбили полицейские, а может, она просто гниёт под открытым небом целую луну? Или же ею завладел какой-нибудь прохожий, даже не предполагая, ЧЕЙ инструмент попал ему в руки? Как бы то ни было, Диего предпочёл бы третий вариант.
Он расслабился, насколько мог, и постарался переменить положение тела, но это оказалось практически невозможно.
Измученный выматывающими душу мыслями и вынужденной неподвижностью, он едва дождался рассвета. Всё тело ломило, ноги отказывались служить, и в вертикальном положении его удерживали только оковы. Руки затекли, кандалы натёрли кожу на запястьях. Услышав пронзительный сигнал гонга, который каждое утро будил осуждённых, Диего вздрогнул и с облегчением выдохнул. Что бы ни случилось сейчас, пусть это поскорее закончится.
Отряды бесконечно долго стягивались в лагерный двор, потом также бесконечно тянулась поверка. Диего казалось, что Педасо нарочно её затягивает, чтобы подольше помучить узника. Наконец, когда солнце показалось из-за края вышки и залило двор ярким и каким-то издевательски-радостным светом, начальник охраны крикнул, слово в слово повторив вчерашние слова Альваро:
– За грубое нарушение правил и вызывающее поведение заключённому номер 1855 назначены пять ударов кнутом и неделя карцера!
По рядам заключённых прокатился тихий ропот и тут же стих. Диего услышал, как в наступившей тишине по гравию заскрипели чьи-то шаги. Он повернул голову и увидел Абьесто с кнутом в руках. Значит, экзекуцию будет проводить старший по бараку. Диего на миг зажмурился. Потом взгляд его скользнул дальше. Груэсо и Мальвадо стояли поодаль, в одинаковых позах – сложив на груди руки, и негромко о чём-то переговаривались. Помимо воли Диего различил слова:
– Ставлю пять золотых, что на втором ударе он завизжит, как поросёнок, – выплюнул начальник лагеря. – А то и на первом!
И почему его лицо при первой встрече показалось ему добродушным?
– Вы уже проспорили семь золотых. Не боитесь за свой кошелёк? – криво усмехнулся Мальвадо.
– Ты думаешь, этот рафинированный певчишка сможет выдержать порку? – пожал жирными плечами Груэсо.
– Значит, пари, – заместитель азартно потёр руки.
Диего замутило. На него уже второй раз ставили, как на скаковую лошадь. Даже хуже.
Он взялся руками за цепи и вздрогнул, услышав команду:
– Начинай!
Короткий свист. Хлёсткий режущий удар – на спину словно кипятком плеснули. Тело дёрнулось, он выгнулся и стиснул зубы, глуша стон. Значит, пари, господин начальник лагеря? Значит, рафинированный певчишка? А вот хрен тебе!
От второго удара потемнело в глазах. Он зажмурился и изо всех сил сжал в кулаках цепи. Третий… Сволочь, Абьесто! Бьёт неравномерно, нельзя угадать и приготовиться к следующему удару. Четыре… Пять!
Последний удар оказался особенно сильным. Тело рванулось так, что руки едва не выскочили из суставов, он задушено застонал, до крови прикусив губу.
Палач опустил кнут.
Двое охранников сняли с Диего кандалы, подхватили под руки и поволокли через двор. Карцер находился совсем недалеко. Это был настоящий каменный мешок – колодец, забранный плитой.
Один из стражников отвалил тяжёлую крышку. Эль Драко схватили за руки и опустили в черноту.
Крышку задвинули.
Он очутился в полной тьме. Без просвета. Хоть открывай глаза, хоть закрывай – никакой разницы. Он наощупь определил, что пространства недостаточно даже для того, чтобы вытянуть ноги. Диего осторожно прилёг на бок, чтобы не тревожить повреждённую спину, скрючился, обнял себя за плечи и закрыл глаза.
***
– Рассказывай, – потребовал региональный координатор Макс Рельмо. Получив сигнал «тревога-пять», он бросил все неотложные дела, кинулся к Т-кабине, и через несколько минут хмуро взирал на одного из лучших своих полевых агентов. Сердце почему-то перестукивало не в такт и сжималось от мрачного предчувствия. Неужели с мальчишкой что-то?.. Рука сама собой потянулась к косе.
– Шеф… – Амарго откашлялся и всё-таки заставил себя произнести: – У меня очень плохие новости. Диего арестован…
Макс замер. Медленно отпустил косу, так же медленно выдохнул и закрыл глаза. И признался себе, что ожидал чего-то подобного. Отчаянно боялся, но ждал.
– Я слушаю, – региональный координатор опустился на стул и вперил в Мануэля немигающий взгляд.
Амарго без утайки рассказал всё, что удалось выяснить на настоящий момент. Начиная с того самого концерта, когда он под видом дона Рауля явился к Эль Драко и пытался уговорить его покинуть страну, и когда бард откровенно его послал. Он не забыл упомянуть ни о гитаре, ни о словах Диего, свидетелями которых были несколько сотен человек: «Я всегда буду на сцене», ни о том, что он отказался переписать этот грёбаный гимн даже после свидания с Блаем. Макс слушал рассказ Амарго и мрачнел всё больше. Он раздербанил всю свою косу, но даже не заметил этого.
– Вчера вечером Орландо получил подтверждение, что несколько дней назад его отправили в один из исправительных лагерей. Мне пока не удалось узнать, в который именно, но теперь я знаю, в каком направлении двигаться. Он в лагере, не в Кастель Милагро, значит, рано или поздно мы его вытащим, – закончил Амарго.
Макс постарался взять себя в руки. Так… спокойнее… Глубокий вдох… медленный выдох… И отпусти ты, наконец, эту несчастную косу! Главное, мальчишка жив!.. Диего не упекли в Кастель Милагро, откуда невозможно достать человека, и это самое важное.
Полевой агент молча наблюдал за шефом и сочувственно качал головой.
Амарго не понаслышке знал, чем грозит общение с советником Блаем. Даже он сам остался жив только потому, что Блай тогда, несколько лет назад, отчего-то решил потешить своё извращённое самолюбие, и доказать всем, что он и только он, советник Блай, отныне решает судьбу узников печально знаменитой тюрьмы. И приказал выкинуть искалеченное тело Мануэля Каррера дель Фуэго за периметр. Перед этим Блай самолично явился в камеру дель Фуэго, полюбоваться на то, что осталось от одного из лидеров Союза Прогрессивных Сил, преданного собственным соратником в тот самый день, который обещал быть днём его триумфа. Блай ухватил его за подбородок, вывернул голову и долго смотрел в затуманенные болью глаза. Амарго до сих пор помнил это мертвенно-бледное лицо с багровыми пятнами румянца и белые, словно стеклянные, глаза.
– Теперь ты неопасен, – с гнусной усмешкой сказал тогда Блай. – Дель Фуэго больше нет. Хотя я вижу, как ты зубами цепляешься за свою никчёмную жизнь. Так вот, запомни: внутри тебя сидит ма-алюсенький червячок – специальная капсула безопасности. А детонатор – вот он, – советник подкинул на ладони небольшой цилиндрик. – Живи, если, конечно, сколько-нибудь протянешь, и знай – твоя жизнь в моих руках. Я могу сделать всё, что угодно. Например… – садист легонько повернул цилиндр.
Мануэль взвился от дикой боли, рухнул на пол и забился в судорогах. Блай расхохотался и облизал тонкие мокрые губы.
– Да-да! А вот так? – ещё пол оборота…
Узник хрипло закричал и взмолился всем богам, чтобы это прекратилось. Каким угодно способом, но немедленно. И боги его услышали. Боль внезапно закончилась. Осталось только эхо. Отголосок.
– Ну что, понял?
– Мразь… – Мануэль сплюнул кровью. – Ты можешь меня убить, но не заставишь просить пощады.
– А я думаю, будет по-другому, – Блай вновь плотоядно облизнулся. – Ты приползёшь к воротам и сам, слышишь, сам будешь умолять меня о смерти. А я ещё подумаю, подарить ли её тебе…
Советник развернулся на каблуках и выскочил вон, хлопнув дверью. А потом пришли солдаты, подхватили дель Фуэго под руки, выволокли за ворота Кастель Милагро и бросили там.
Он провалялся под стенами тюрьмы до темноты. Как только сгустились сумерки, Мануэль сумел отыскать палку, сцепил зубы и, тяжело опираясь на свой импровизированный костыль, поковылял прочь. И тащился, держась на ногах только на одном упрямстве. А ближе к утру новый приступ дикой, невыносимой боли швырнул его на землю.
Он продержался два с половиной дня, прогоняя настойчивые мысли о самоубийстве. Ибо это малодушно и недостойно кабальеро.
Последнее, что он помнил перед тем, как провалиться в чёрную пучину беспамятства, были тёмные внимательные глаза на смутно знакомом лице.
Уже много позже, на Альфе, где его, можно сказать, собрали по кусочкам, как конструктор, региональный координатор признался ему, что пошёл на преступление, выдав умирающего человека за своего полевого агента. Мануэль не раздумывал ни секунды, и, получив предложение, согласился мгновенно. Конечно, чего душой кривить, его соблазнила сказочная возможность быть живым. Живым и целым, а не беспомощным калекой. Но не только. Мануэль Каррера дель Фуэго не был бы настоящим алхимиком, если бы не загорелся идеей познать и испытать что-то новое и до сих пор неизведанное. А ещё его несбыточные мечты о мести, наконец, обрели плоть. Он согласился работать на службу «Дельта» и отныне получил не только возможность поквитаться с предателем да Костой, но и по-настоящему повлиять на ситуацию в стране. А пресловутую капсулу безопасности из его тела удалили на Альфе в два счёта.
Вот только после того, как Блай узнал, что его жертва спаслась, больше он такой ошибки не совершал: из стен Кастель Милагро не вышел с тех пор ни один узник, ни живой, ни мёртвый. А позже переселенцы, которых Блай вылавливал по всей Мистралии и тащил в застенки своей любимой тюрьмы, усовершенствовали капсулы безопасности: теперь они автоматически взрывались в теле любого узника, сумевшего выбраться за Периметр. С этими усовершенствованиями Кастель Милагро окончательно приобрела статус «тюрьмы, из которой не убегают».
Амарго очень хорошо понимал шефа: сам дважды потеряв семью, он сейчас отчаянно боялся за Стеллу и малыша, которые до сих пор оставались в Мистралии. Хотя первый, кто осмелился бы лишь намекнуть, что он трус, немедленно познакомился бы с его ножами. Не менее знаменитыми в определённых кругах, чем сам товарищ Амарго.
– Что Орландо делает в Арборино? – наконец через силу выговорил Макс.
– Он отказался уезжать. Наотрез. А приказывать ему я не могу.
– Зато я могу, – жёстко произнёс региональный координатор. – Скажи ему, что я хочу его видеть. Он – последняя надежда Мистралии обрести стабильность, и даже этот инфантильный лопух должен, наконец, понять всю меру ответственности, – он помолчал и добавил: – Мануэль, я прошу тебя приложить все усилия в поисках Диего. И сам буду искать его по своим каналам.
8.
Сперва прохлада карцера даже принесла облегчение. Но вскоре Диего почувствовал, что его начинает знобить.
Он всегда отличался крепким здоровьем, никогда серьёзно не болел, даже в детстве, но если прямо сейчас что-то не предпринять, лихорадка ему обеспечена. Хотя она и так обеспечена из-за далеко не стерильного кнута и невозможности обработать раны, но если к этому добавится ещё и простуда… Когда-то давно отец учил его терморегуляции по каким-то особым методикам, что очень пригодилось ему в Поморье после купания в проруби.
читать дальше
Те памятные гастроли вместо запланированной одной луны продлились целых два года. И следующая зима в Поморье, по мнению мистралийских гостей, выдалась чересчур суровой, хотя местные друзья смеялись и уверяли, что бывает ещё холоднее. Как может быть ещё холоднее, парни из страны вечного лета представляли с трудом. Им и такого, вполне среднего себе, а по словам поморцев, так и вовсе лёгкого – только носы чуть-чуть пощипывает – морозца, хватало с лихвой. Поэтому Диего был в шоке, когда Симеон Подгородецкий предложил ему искупаться в проруби. Конечно, сначала Диего понятия не имел, что такое «прорубь», а когда уточнил, у него изумлённо расширились глаза.
– Прорубленные во льду лунки? И вы в них купаетесь?!
– А что? – подмигнул Симеон, весело глядя на его шокированное лицо. – Это весьма полезно для здоровья. На коньках кататься ты уже научился, так почему бы не попробовать и в прорубь окунуться?
И он потащил друга на реку.
Когда Эль Драко увидел на заснеженном берегу с десяток раздетых парней, ему стало зябко. Очень. Но уже в следующее мгновение его охватил самый настоящий азарт. Да что же он, неженка какой-то, что ли?! А тут ещё и Симеон стал подначивать:
– Ну что, слабо́?
– Скажешь тоже, – обиделся Диего и принялся раздеваться. Скинув одежду, он, не позволив себе ни секунды колебаний, с головой ухнул в прорубь. Дыхание перехватило так, что, казалось, сердце остановилось, а потом, наоборот, зашлось в бешеном ритме. В первое мгновение он подумал, что совершил несусветную глупость. И тут рядом с ним в чёрную ледяную воду прыгнул Симеон. Вынырнул, отфыркиваясь, пригладил руками мокрые волосы и улыбнулся:
– Ну как? Здорово, правда?
Диего только головой покрутил: говорить от избытка чувств и ощущений он был пока не в состоянии. Симеон понял, рассмеялся и дружески ткнул его кулаком в плечо с татуировкой:
– Ничего, привыкнешь!
Он, и правда, привык. И уже после второго такого купания даже стал находить в этом удовольствие. А согреваться ему помогала показанная отцом методика терморегуляции, и до сих пор она его никогда не подводила.
Вот и теперь он постарался отрешиться от терзающей спину боли и сосредоточиться. Представил у себя в груди маленький сгусток огня, от которого нагревается не только его тело, но и окружающее пространство. Это постепенно помогло прогнать холод, и даже боль немного притупилась. Но долго поддерживать такое состояние он не мог, – быстро уставал. Особенно теперь. Оставалось надеяться, что этого тепла хватит на то время, которое потребуется ему для отдыха и новой концентрации сознания.
Он спал или находился в забытье. Перед глазами плавали какие-то смутные образы. Он видел ступени, уходящие вверх и вниз. Но почему-то никуда не шёл по этой лестнице. Просто присел на ступеньку и уронил голову на руки. Не хотелось никуда идти, ни о чём думать. Стыд и унижение – вот что он сейчас испытывал. Но в душе всё же шевелился лёгкий червячок любопытства: а что там, в конце лестницы? Что, если спуститься по ступеням, или просто шагнуть в сторону? Вокруг плавали рваные клочья тумана, но Диего был уверен, что стоит ему захотеть и сделать шаг со ступеней, как он окажется в каком-нибудь неведомом месте… Отец пару раз, ещё в детстве, показывал ему эти места. И называл их загадочным словом «Лабиринт». Лабиринт…
Вот только любопытства этого было недостаточно для того, чтобы сделать шаг. Он сидел на этих долбаных ступенях, отрешённо глядя перед собой. Ни мыслей, ни желаний, ни чувств.
– Эй, ты! Слышишь? – хриплый окрик вывел Диего из оцепенения. Сверху пробивался слабый свет. Потом на него что-то упало, какая-то тряпка.
– Одевайся! – снова крикнул тот же голос.
Диего нехотя приподнялся. Открыл припухшие глаза. Различил в полутьме полоски и понял, что ему сбросили его тюремную робу.
– Очухался? Ну, чего молчишь?
– С-спасибо, – Диего откашлялся, подобрал рубаху и, морщась, принялся натягивать её на исхлёстанные плечи. Потом поднял голову и встретился взглядом с усатым охранником. Имени его он не знал, только видел несколько раз, да и то мельком.
– Я тебе тут жратву принёс. Держи. Я посвечу, пока ты будешь есть.
Солдат опустил на верёвке корзину. Внутри стояла миска похлёбки, жестяная кружка с водой и чёрствый заплесневелый кусок хлеба. Ложку, конечно, охранник не захватил. Но Диего, уже было наплевать, есть ложка или нет. Он вытащил миску и просто выпил полужидкую массу. И кружку осушил в одно мгновение. Зубы клацнули о край. Диего скривился. Стиснул хлеб в кулаке. Кто знает, когда ему снова принесут еду, а умирать голодной смертью он пока не собирался.
– Давай обратно посуду, – голова вдруг свесилась ещё ниже, и охранник выдохнул громким шёпотом: – И ты, это, закутайся там в робу, как следует, а я тебе попозже, может быть, одеяло раздобуду, или хоть какую-нибудь холстину.
Диего кивнул в ответ и выдавил:
– Спасибо.
Он опустил посуду обратно в корзинку. Верёвка дёрнулась. Над головой с лязгом опустилась крышка, и он вновь очутился в полной темноте.
***
Отрезанный от мира и солнечного света, Эль Драко потерял счёт дням. Сколько их уже прошло, сколько осталось до завершения наказания? Он не знал. Так называемую еду приносили четыре раза, но она только ещё сильнее разжигала зверский голод. Зато усатый охранник всё же сдержал своё обещание и раздобыл для узника тонкое шерстяное одеяло, так что Диего, закутавшись в него, теперь мог дольше сохранять тепло.
Это долгое заключение в холоде, темноте и тесноте было невыносимым. Но одно он знал точно: если бы вдруг появилась возможность вернуть всё назад, он поступил бы точно так же.
Наконец плита сверху снова поднялась, и уже знакомый охранник опустил на этот раз пустую корзину:
– Тебя сегодня выпустят. Одеяло верни, а то я окажусь на твоём месте…
Непослушными руками Диего расправил мятое, пропахшее по́том и мочой одеяло, и, кое-как сложив, сунул в корзину.
Когда его вытащили из ямы, он даже стоять не мог. Ноги отказывалсь служить. Глаза слезились от нестерпимо яркого света, ресницы слиплись, и Диего после двух неудачных попыток открыть глаза и оглядеться, оставил эту мысль. Он услышал многоэтажный мат и узнал голос Педасо. Печатными в его замысловатой речи были только предлоги и междометия. Охранники неуклюже топтались, подхватив узника под руки, а начальник стражи всё никак не мог сообразить, куда же отправить провинившегося арестанта. Похоже, наказание оказалось слишком суровым, и даже такая тупоголовая сволочь понимала, что работник из него никакой. Педасо вовсю упражнялся в отборной брани, когда Диего различил чьи-то шаги, а ещё через пару секунд и голос:
– В лазарет его.
Он узнал Мальвадо.
– Слушаю, господин полковник! – Педасо щёлкнул каблуками.
Получив чёткий приказ, он вновь обрёл уверенность, бодро скомандовал своим подчинённым и те, перехватив заключённого поудобнее, поволокли его в другой конец лагеря.
***
За то короткое время, что он провёл в лагере (неужели всего две недели, одну из которых в карцере?), Диего успел узнать, что тюремный лазарет был здесь чем-то вроде особо элитного курорта. Все обитатели его барака, во всяком случае, те, с кем он успел пообщаться, мечтали сюда попасть. Но это было не так-то просто. В лазарете оказывались только те узники, кто, с одной стороны, был очень болен или ранен, пострадав от несчастного случая (или НЕ случая) в шахте или бараке, но с другой – он был не безнадёжен и при недолгом лечении мог выздороветь и вновь приступить к работе. В лазарете никто не задерживался дольше недели. Только Хоакин ещё в первые дни пребывания Диего в лагере рассказал ему, что однажды провёл в лазарете девять дней, и это были самые лучшие его дни за последнее время.
В лазарете даже была своя помывочная. Диего почувствовал, как его затащили в какое-то помещение и начали стаскивать одежду. Он слабо дёрнулся, но сил на сопротивление не было. Но, к счастью, ничего страшного не произошло. Его раздели, бросили на деревянную лавку и вылили сверху несколько вёдер воды. Хорошо, хоть не ледяной. С него достаточно было холода. Вроде как помыли, значит. Потом вновь подхватили под руки и так, прямо нагишом, вновь куда-то поволокли. Глаза уже привыкли к свету. Диего приподнял голову – его тащили по длинному коридору с целым рядом дверей. Он содрогнулся, невольно вспомнив следственную тюрьму. Но здесь не было того запаха безысходности, который преследовал его в тюрьме.
Наконец, одна из дверей отворилась, охранники втащили его в камеру-палату и водрузили на койку. Потом по каменному полу загрохотали сапоги, дверь, взвизгнув на петлях, захлопнулась.
Диего перевернулся на живот – на спине было больно лежать, повозился в постели, натянул тонкое вонючее одеяло до подбородка, закрыл глаза и с облегчением выдохнул. Что бы ни было дальше, сейчас его никто больше не трогает, и он будет отдыхать. Спать-спать-спать. В нормальной кровати, вытянувшись во весь рост. И даже почти чистый.
Диего постарался заставить боль и голод отступить, спрятаться где-то на краешке сознания. Это, конечно, удалось плохо, но он был настолько вымотан и морально, и физически, что не прошло и нескольких минут, как он провалился в чёрное забытьё.
Он смутно помнил, как заходил доктор. Во всяком случае, Диего понял, что человек, внезапно склонившийся над ним и сдёрнувший с него простыню врач – когда тот нахмурился, озабоченно покачал головой и поцокал языком.
– Ничего, парень. Потерпи. Скоро полегчает, – он слышал голос как сквозь вату, а лица и вовсе не мог разглядеть.
Потом быстрые руки что-то делали с его спиной. Было больно, но как-то по-хорошему. Доктор почистил загноившиеся рубцы, смазал их какой-то вонючей мазью, наложил повязку. Диего и рад был бы гордо молчать, но не смог сдержать стон. Ломило кости, его бил озноб, а голова так пылала, что даже подушка казалась раскалённой.
– Вот, выпей это, – бард почувствовал у своих губ чашку и жадно принялся глотать горьковатый отвар. Его замутило, но доктор приказал выпить всё до конца. – Это поможет сбить лихорадку. Так что не упрямься и пей.
Диего послушно осушил посудину и уронил голову на подушку. Силы кончились.
– Отдыхай, я потом зайду ещё, проведать. Эк тебе досталось, – врач погладил его по бритой макушке, как маленького, и добавил: – Захочешь пить – кружка здесь, рядом, на столике.
Диего уже не слышал, как лекарь заботливо укрыл его одеялом и вышел, заперев за собой дверь.
***
Его разбудил негромкий стон в дальнем углу палаты. Встрепенувшись, он открыл глаза и поднял голову. По сравнению с тем, в каком состоянии его притащили сюда (кстати, интересно, сколько времени он здесь провалялся?), он чувствовал себя довольно сносно. Его, правда, ещё потряхивало, и во всём теле чувствовалась противная слабость, зато голова была лёгкой и ясной. И даже спина почти не болела.
Он огляделся. В окно пробивался слабый свет – похоже, уже вечер. Значит, он проспал целый день. Хорошо, что его никто не разбудил раньше, хоть немного удалось восстановить силы.
Утром, когда его сюда приволокли, ему было не до разглядывания соседних коек на предмет возможного соседства. А теперь выяснилось, что он в палате не один.
Привстав на локте, Эль Драко осмотрелся и увидел на самой крайней койке в углу ещё одного пациента. Он лежал, отвернувшись к стене, и из-под одеяла виднелся только затылок со слегка отросшими тёмными волосами.
– Эй! – тихонько позвал бард.
Пациент не ответил и даже не шевельнулся. А через пару секунд снова застонал, на этот раз громче.
Диего встал, обрадовавшись, что ноги вновь ему подчиняются, и, закутавшись в одеяло – никакой одежды ему так и не дали – босиком прошлёпал в другой конец палаты.
– Приятель, ты меня слышишь? Похоже, нет…
Склонившись над койкой, он осторожно отогнул край одеяла и ахнул:
– Сантьяго?!
Это и в самом деле оказался бард, пропавший без вести полторы луны назад. Так вот куда его упекли!
Закусив губу, Эль Драко мягко тронул лежащего за плечо.
Не сказать, что они были близкими друзьями, но хорошими приятелями – так точно. Часто встречались на вечеринках, которые закатывал то один, то другой, вместе веселились, пили, пели песни, однажды даже из-за девушки поцапались… А потом Сантьяго арестовали, и что с ним стало, не знал никто в стране, кроме, разве что, президента Гондрелло, советника Блая и его подручных, да тех, кто находился в этом лагере. А может, и сам президент не знал. Вряд ли Блай докладывал ему о каждом заключённом. Наверняка, только о тех, в которых господин президент был заинтересован лично.
– Сантьяго… – Эль Драко вновь осторожно потряс товарища за плечо.
Тот, наконец, с трудом разлепил ресницы и посмотрел на Диего мутными глазами.
– Как ты?
Бард моргнул несколько раз, с трудом поднял руку и тронул голову. Постепенно взгляд его принял осмысленное выражение, и он через силу произнёс:
– К-кто в-вы? Мы знакомы?
– Это я… Эль Драко, – надо же, он уже начал отвыкать от собственного имени.
Ещё несколько мгновений Сантьяго всматривался в него, а потом его лицо исказила гримаса боли:
– И ты тоже, – горестно выдохнул он.
– Что с тобой случилось?
– Я… почти ничего не помню. Даже того, как оказался в лагере. Помню только, что дважды пытался бежать…
– Я вижу, неудачно.
– После первого раза обошлось кнутом, а после второго я оказался в карцере, и сколько времени там провёл, не знаю, очнулся уже здесь… Я устал, Эль Драко. Очень устал… – Сантьяго закрыл глаза и откинулся на подушку. Силы покинули его, даже говорить было трудно.
Диего постоял над ним секунду, закусив губу. Труп – и тот краше в гроб кладут. Когда-то знаменитый бард был теперь больше похож на обтянутый кожей скелет. Скулы заострились, нос торчал острым клювиком. Диего тронул его лоб и отдёрнул руку: землистая кожа была холодной и липкой. Он тяжело вздохнул и сказал:
– Ты вот что, ты пока отдыхай, и я тоже, а поговорим мы с тобой попозже.
Сантьяго не ответил.
Диего добрался до собственной койки и тяжело рухнул на одеяло. Плохо дело. Похоже, Сантьяго совсем опустил руки. Ну ничего, может быть, к утру ему полегчает, и им всё же удастся поговорить.
@темы: @О_Панкеева, @фанфики
-
-
30.11.2013 в 21:58-
-
30.11.2013 в 21:59-
-
06.12.2013 в 22:20-
-
06.12.2013 в 22:21