Жизнь, сгоревшая в Огне

[Elica]

Идея этого рассказа целиком и полностью принадлежит Tabiti
И мне она (эта идея) очень понравилась.

Фандом: Оксана Панкеева «Хроники странного королевства»
Автор: Tabiti
Соавтор: Elika
Название: Жизнь, сгоревшая в Огне
Главные герои: Диего в бытность свою Эль Драко
Категория: джен
Жанр: психология, ангст, экшен, драма
Рейтинг: R
Размер: макси
Дисклеймер: главные герои принадлежат Оксане Панкеевой
Таймлайн: за пять с лишним лет до начала первого романа «Пересекая границы» (приквел)
Предупреждение: поскольку достоверных сведений об этом периоде жизни Диего у Панкеевой не слишком много, а те, что есть, сложновато увязать в чёткую хронологию, в приквеле могут быть небольшие нестыковки, иногда даже намеренные. Но главная сюжетная канва чётко соблюдается, иначе и писать бы не стоило.
Аннотация: Прошло всего полгода, как молодой, но уже знаменитый на весь континент, бард Эль Драко, узнав о демократических переменах, вернулся в родную Мистралию. Овации публики, всеобщее ликование, любимая девушка... Но вскоре власть начинает "закручивать гайки", и всё счастье великого барда заканчивается в один миг.

Часть 1
Гибель Эль Драко

***
Переделать гимн? И не просите.
Как же я от всех от вас устал!
Президент велел? Ему скажите,
Что он больше всех меня достал!

А к Морелли что не обратитесь?
Он Огнём торгует, не моргнув.
Ну же, господин министр, не злитесь,
Но ничем помочь вам не могу.

Что? Зачем повторно нам встречаться?
Президент Гондрелло обязал?
Да пошёл он, сволочь, на два пальца!
Кажется, я уже всё сказал.

Нет, решение принять несложно.
И другой ответ я вам не дам.
Пожалею? Что ж, вполне возможно.
Но Огонь и в смерти не продам.

1.
– Маэстро! Маэстро, можно автограф?
Звонкий мальчишеский голос пробился сквозь восторженные крики и аплодисменты толпы. Присев на корточки на краю заваленной цветами сцены, Эль Драко взял протянутые ему блокнот и карандаш.
– Маэстро… пожалуйста!
Мягко улыбнувшись, молодой бард поставил на чистой странице свой росчерк и вернул блокнот мальчишке, который тут же прижал его к груди:
– Спасибо!
– Не за что. Как тебя зовут?
– Мигель, – застенчиво ответил мальчик. – А это мой брат Рикардо!
Он показал на стоящего рядом высокого стройного юношу, взирающего на молодого барда, как на божество.
Диего ласково взлохматил тёмные волосы мальчика. Мигель счастливо улыбнулся и бережно убрал блокнот с заветной росписью в карман лёгкой курточки:
– Я его всю жизнь хранить буду!

– Итак, дамы и господа, на сегодня концерт окончен...
– Как раз вовремя, – внезапно раздался грубый голос. Расталкивая толпу, к сцене пробились люди в форме.
– Тайная полиция! – испуганно охнул кто-то.
Эль Драко слегка изменился в лице и быстро оглянулся на артистов своей труппы, кивком давая понять, чтобы уходили. Пока не поздно.
Если ещё не поздно...
– Маэстро, – начальник отряда растянул губы в резиновой улыбке. – Рад был послушать ваши песни. Уж простите, цветов не принёс.
"Провалитесь вы с цветами или без", – подумал Диего, а вслух спросил:
– Что вам нужно?
– У нас ордер на ваш арест, – слегка извиняющимся тоном объяснил начальник отряда. – Извольте сдать оружие и следовать за нами.
– У меня нет оружия, – сказал знаменитый на весь мир бард, вскинув подбородок. Краем глаза он заметил, что толпа зрителей начала стремительно редеть, но ушли не все – многие всё ещё стояли вокруг открытой сцены, и напряжение так и витало в воздухе.
– Позволите проверить?
Вот же наглая морда! Эх, врезать бы по ней...
Люди вокруг заволновались. Диего поймал испуганный взгляд Мигеля, уцепившегося за руку старшего брата, лицо которого заметно побледнело. Да что же они стоят? Уходить надо, и быстрее!
– Проверяйте, – равнодушно бросил он, подняв руки. Кто бы знал, чего стоило ему это равнодушие!
– Спускайся, – приказал начальник отряда, переходя на "ты". Всю вежливость с него будто ветром сдуло.
– А у вас силёнок не хватит забраться на сцену?
– Предпочитаешь, чтобы тебя согнали с неё пинками? – ухмыльнулся один из полицейских, настоящий верзила и почти наверняка голдианец.
– Я всегда буду на сцене, – ответил Эль Драко. – Но тебе этого не понять.
Начальник отряда поморщился и кивнул полицейским. Двое из них тут же ловко запрыгнули на подмостки и, топча цветы, двинулись к барду. Диего снова бросил взгляд на людей внизу и увидел, как губы Мигеля шевелятся, выговаривая одно-единственное слово:
– Беги! Беги! Беги!..
"Не могу, мальчик. Ты не поймёшь. Да и не успеть... А если всё же каким-то чудом уйду, так только до первого патруля..."
Один из полицейских небрежно пнул прислонённую к роялю гитару, и она с гулким звуком упала, жалобно зазвенев. Бард вздрогнул, словно этот удар достался ему, но не пошевелился. И ничего не сказал.
– Руки подними, – лениво бросил полицейский, убедившись, что задержанный не собирается сопротивляться. Так же лениво обхлопав карманы, он повернулся к начальнику:
– Всё чисто.
– Так давайте его сюда!
– Шагай, – приказал второй полицейский и толкнул барда в спину.
– За что вы его арестовываете? – вдруг крикнул звонкий мальчишеский голос.
На мгновение все, в том числе и полицейские, остолбенели от неожиданности.
"Что же ты делаешь, мальчик? – лихорадочно пронеслось в голове Диего. – А ты, старший, чего ждёшь? Хватай брата и беги отсюда! И не оборачивайся!"
Будто услышав отчаянные мысли барда, Рикардо крепко схватил своего младшего за руку и потащил за собой сквозь толпу. Видимо, сочтя ниже своего достоинства преследовать мальчишек, полицейские отвернулись, сделав вид, что ничего не произошло, и двое из них крепко взяли арестованного барда за локти:
– Пошли!
– Вам обязательно меня тащить? – поморщился Эль Драко. – Я и так никуда не денусь.
– А кто тебя знает, – буркнул начальник отряда. – Испаришься, а нам потом так настучат, что мало не покажется!
Полицейские настойчиво подтолкнули барда вперёд, и ему ничего не оставалось, как подчиниться. Люди вокруг снова глухо зароптали, но громко протестовать, как это сделал мальчишка, больше никто не осмелился. И Диего был рад этому: допускать кровопролитие и провоцировать новые аресты он не собирался. Не дождутся.
Они молча прошли между неохотно расступившимися людьми. Многие из них, взглянув на маэстро, которого только что слушали, затаив дыхание, и которому бурно аплодировали, тут же отводили глаза. Правильно, у них же семьи… родители, мужья, жёны, дети. Не надо вмешиваться, всё равно не поможет, а сколько ещё добавится поломанных судеб... Один, пусть даже гениальный бард, того не стоит.
На узкой мощёной улочке ждала крытая полицейская повозка, к которой его и подтолкнули. Он ещё успел оглянуться и увидел, как двое оставшихся на сцене полицейских внимательно осматривают вещи.
В груди болезненно кольнуло.
«Моя гитара…»
Это был не просто инструмент; это была его верная подруга. Она сопровождала его повсюду. С ней он делился радостями и горестями, она не бросала его в трудные минуты, ей он доверял свои самые сокровенные тайны, нежно оглаживал лакированные бока и трепетно ласкал струны… И любимая гитара всегда отвечала ему взаимностью. Она была сделана ещё по заказу отца и подарена им сыну на пятнадцатый день рождения. С тех пор они и не расставались.
– Что застыл? Залезай, – буркнул начальник отряда и подтолкнул Диего в спину.

Возница подхлестнул лошадей, и карета с забранным решёткой оконцем скрылась за поворотом одной из главных улиц столицы. Оставшиеся на площади люди, как по сигналу, начали спешно разбегаться в разные стороны: скорей-скорей покинуть эту площадь, которая только что была наполнена радостью и весельем, но внезапно превратилась в тягостное и мрачное место. А солнце, словно с издёвкой, вовсю сияло с бездонного синего неба.
Но по домам разбежались не все. Небольшая горстка молодёжи – в основном, студенты консерватории, которые боготворили своего кумира, бросились совсем в другую сторону. Тайная полиция двигалась по центральным улицам Арборино, а юные барды избрали другой путь. Никто из них не сомневался, что Эль Драко повезли в следственную тюрьму. Демократическая весна, объявленная Объединением Всеобщего Благоденствия, как только оно пришло к власти после очередного переворота, закончилась очень быстро. И следственная тюрьма, которую три луны назад обещали разобрать по камушку, вновь до отказа была заполнена диссидентами всех мастей.
Самый короткий путь лежал через переулки. Не прошло и получаса, как парни и девчонки выскочили на маленькую площадь, которую венчала серая громада здания тюрьмы.
– Они ещё не подъехали, – раздался тонкий девичий голос.
– Мы дождёмся и отобьём Эль Драко!
– Да как они посмели поднять руку на величайшего барда континента!..
– Надо было ещё на площади вступиться за него!
– Они не посмеют!..
Молодёжь распалялась всё больше. Правда, их было не больше десятка, и оружия почти ни у кого не было, но, на худой конец, и скрипки с валторнами, в случае чего, могут послужить оружием.

***
Полицейская карета долго катила по улицам Арборино, гулко бухая колёсами по булыжной мостовой. Каждый удар отзывался болью в сердце, но Диего постарался натянуть на лицо маску равнодушия. Пусть это далось и непросто, но полицейским не увидеть ни его страха, ни отчаяния.
В памяти невольно всплыл тот день, несколько лет назад, когда его, ещё семнадцатилетнего мальчишку, студента последнего курса консерватории, по приказу полковника Сан-Барреда, схватили на улице по ложному обвинению и в точно такой же тюремной карете доставили в следственную тюрьму. Тогда он провёл там всего несколько дней, которые показались ему вечностью, и был освобождён благодаря хлопотам мамы.
Диего стиснул зубы и мотнул головой, прогоняя непрошеные мысли. Он не хотел это вспоминать.
Наконец повозка остановилась. Полицейский распахнул дверцу и прикрикнул:
– Вылезай. Или тебе здесь так понравилось? – хохотнул он.
Пригнувшись, бард выбрался наружу и огляделся. Прямо перед ним возвышалось ничуть не изменившееся за эти несколько лет мрачное серое здание следственной тюрьмы с крошечными зарешёченными окошками, толстыми стенами и тяжёлыми, окованными железом дверями.

Эль Драко стоял, окружённый полицейскими, а в отдалении топталась горстка студентов. Но вот, несмело, словно преодолевая немыслимое сопротивление, юноши и девушки двинулись к нему.
Поняв, что они собираются сделать, молодой бард вскинул руку и крикнул:
– Не нужно! Идите домой!
Небольшая кучка людей, осмелившихся подумать о сопротивлении, отпрянула, когда на них начали наступать полицейские.
– Это будет бессмысленная жертва! Уходите! – снова крикнул Эль Драко.
Ребята колебались ещё несколько секунд, потом, как по команде, развернулись и кинулись бежать.
Их не преследовали. Сейчас это было не главное. Но начальник отряда отдал короткий приказ своему заместителю, тот кивнул, проверил кобуру с пистолетом и, взяв пару человек, скрылся в соседнем переулке.

Перед тем, как его довольно грубо толкнули в спину, принуждая зайти внутрь, Диего оглянулся. В лицо ударил нестерпимо яркий свет – солнце расплылось в глазах радужным пятном. Что это? Слёзы… Нет!
Эль Драко зажмурился, а в следующую секунду оказался в полутёмном тюремном коридоре.

***
На опустевшей площади ветер трепал полуоторванную афишу. Полицейские, перед тем, как уйти, хотели сорвать её с тумбы, но это им не удалось – афиша была приклеена на совесть. На пустой сцене сиротливо скособочились оставленные инструменты.
Никто не заметил маленькую одинокую фигуру. Мальчик лет двенадцати, воровато озираясь, пробирался к сцене. Он кутался в тёмный плащ и ёжился, словно от холода, хотя на дворе стояла поздняя весна, и тёплый бриз дул с моря.
Мигель оглянулся ещё раз, поплотнее запахнул плащ и взобрался на сцену. Долго искать ему не пришлось. Вот она! Концертная гитара Эль Драко валялась на дощатых подмостках, брошенная полицейскими-варварами.
– Не бойся, я тебя не оставлю, – дрогнувшим голосом прошептал мальчик. Он прерывисто выдохнул, скинул плащ и одним движением укутал инструмент, спрятав реликвию от чужих, враждебных взглядов.
Оглянувшись ещё раз и никого не увидев, Мигель подбежал к дальнему краю сцены, перевёл дыхание и прыгнул вниз. Струны жалобно тренькнули. Мальчик закусил губу, припустил что есть мочи и через пару минут скрылся из виду.
Его почти никто не видел. Почти.
Мигель не заметил, как за всеми его манипуляциями настороженно следят внимательные чёрные глаза. Когда мальчик нырнул в переулок, следом ужом скользнул человек – гибкий, худой, в простой тёмной одежде, с неприметным лицом, как две капли похожим на всех мистралийцев сразу. Встретишь в толпе – не узнаешь. Мастер-вор.

***
Когда за ним с грохотом захлопнулась дверь, и Эль Драко остался один, он позволил себе на минуту расслабиться. Оглядел камеру и скривился. «Жилище, достойное великого барда», – с горечью подумал он. Крошечная, четыре с половиной на шесть локтей каморка, в которой кроме узкого топчана, застеленного каким-то тряпьём, больше ничего не было. Холодные каменные стены, на высоте почти семи локтей – малюсенькое зарешеченное окошко, в которое даже свет проникал с трудом. Самый настоящий каменный мешок.
Он упал на топчан, ссутулил плечи и обхватил голову руками.
Тысячи вопросов роились в голове. Что произошло? За что его арестовали? Это чей-то донос? Кто-то позавидовал его славе? Кто-то хочет через него надавить на мать? Чья-то ревность? Может быть он, сам того не ведая, кому-то перешёл дорогу? А может быть… сердце бешено заколотилось, внезапно нашёлся отец, и кто-то решил использовать его как наживку?..
Ни на один из вопросов он не нашёл ответа. Потому что на допрос его никто не вызвал. Диего думал, что его приведут к следователю немедленно, ну, может быть, через пару часов… Но прошёл день, (он понял это, когда солнечный свет в оконце окончательно померк и его камера превратилась в темницу в полном смысле этого слова), – и никого. Устав ждать, он растянулся на своём топчане и закрыл глаза. Только сон не шёл. Снова и снова он переживал события сегодняшнего дня – оглушительный успех на концерте, овации. И сразу вслед за тем – арест и эта тюрьма.
Утро не принесло облегчения. Он вздрогнул, когда дверь с лязгом отворилась. Но это оказался всего лишь тюремщик, который принёс жестяную кружку и миску. Эль Драко исследовал содержимое миски и скривился – какая-то баланда. К тому же ложка арестантам явно не полагалась. Он отхлебнул тепловатой воды с каким-то неприятным привкусом и удивился, откуда в Арборино болото, когда здесь и река пересыхала ближе к концу лета. Но жажда оказалась сильнее отвращения, поэтому он допил до конца. А вот серую липкую массу съесть не решился.

И на завтра повторилось то же. А на третий день Диего подумал, что баланда вовсе не так уж плохо выглядит. А то на одной воде он очень скоро протянет ноги.

А ещё через два дня, когда бард уже начал тихо сходить с ума в этом каменном мешке, за ним, наконец, пришли.

Двое дюжих охранников, позвякивая увесистыми связками ключей, ввалились в камеру. Оба были похожи друг на друга, словно братья-близнецы: с одинаковыми квадратными затылками, бычьими шеями, пудовыми кулаками и вечной скукой в глазах.
– Пошли, – уронил один из них.
Эль Драко молча поднялся и вышел из камеры. Длинные тёмные коридоры с бесконечными рядами дверей заставили сердце болезненно сжаться. Путь показался ему таким же бесконечным. Он признался себе, что малодушно желает, чтобы он подольше не кончался.

– Лицом к стене, – грубый окрик привёл его в себя.
А в следующую секунду он оказался лицом к лицу со следователем.
Самый обычный человек с каким-то домашним лицом, в холщёвых нарукавниках, словно какой-нибудь бухгалтер. На столе дымилась чашка кофе. Эль Драко уловил божественный аромат и молча проглотил слюну.
– Присаживайтесь, маэстро, – сказал следователь тихим, тоже каким–то домашним, голосом.
Эль Драко опустился на шаткий трёхногий табурет, который стоял чуть в отдалении от большого казённого стола.
– Ну что? – задал следователь совершенно нелепый вопрос.
– Что? – бард в недоумении посмотрел на служителя закона.
– Я вижу, с вами обошлись не очень хорошо… Совсем нехорошо, – следователь покачал головой.
– Я… не понял, за что меня арестовали, – голос предательски дрогнул.
– Ну что вы, я думаю, это недоразумение вскоре разрешится, – следователь мелко захихикал. – Видите ли, в чём дело… – он сунул нос в толстую книгу, что-то там поискал, потом снова поднял глаза на Эль Драко и добродушно улыбнулся: – Помните, луну назад к вам обращались с предложением написать новый гимн...
– Я, мне помнится, написал его и вручил… маэстро Морелли, – Эль Драко едва не поперхнулся именем старого засранца – придворного барда, который умел найти себе тёпленькое местечко при любой власти.
Глазки следователя маслянисто блеснули.
– Кхм… Но вы, наверное, забыли, что после этого наш уважаемый министр изящных искусств лично просил вас переписать гимн? Руководство посчитало, что ваш вариант получился не слишком патриотичным. И руководящая роль партии в нём не прослеживается. Словом, ваш текст никуда не годится. Музыка также не столь монументальна и величественна, каковой следует быть главной мелодии страны. Поэтому было принято решение переделать ваше творение, так сказать, усилить и углубить…
– Я помню, – резко перебил Диего. Как только следователь упомянул гимн, он понял, в чём истинная причина его ареста. Но легче ему от этого не стало. – А также я помню, что вскоре после этого Карлос уволил меня из театра!
– А чему вы удивляетесь? – развёл руками следователь. – Раз у вас такая хорошая память, значит, вы помните и то, в каком тоне разговаривали с уважаемым министром и какими именно словами ответили на переданное им для вас пожелание господина президента!
Эль Драко медленно выдохнул, стараясь взять себя в руки. Вот ведь влип…
– Но теперь у вас появилась прекрасная возможность реабилитироваться и доказать свою лояльность власти, – продолжал следователь, словно не замечая состояния барда. – Наш президент, господин Гондрелло, посчитал своим долгом даровать Мистралии новый высокопатриотический гимн. Он сам, лично, написал великолепные стихи. И теперь правительство вновь обращается к вам, дон Диего, с просьбой положить эти великие стихи на музыку – монументальную и не менее великую, и тогда у нашей благословенной Мистралии будет самый лучший, самый великий гимн! – следователь раскраснелся, мышиные глазки заблестели, даже редкие волосёнки встали дыбом. Он вытащил из тетради лист желтоватой гербовой бумаги и дрожащей рукой протянул его барду.
Подумав про себя, что следователь явно переборщил с эпитетом «великий», Эль Драко взял из его рук листок, прочитал первые строки, нахмурился, прочитал ещё одну строфу и вдруг позеленел, едва сдержав острый приступ тошноты.
– В-вы издеваетесь надо мной?! – дрогнувшим от еле сдерживаемой ярости голосом выдохнул он.
– Ч-что? – следователь резко перестал улыбаться и покраснел, кажется, ещё больше.
– Эт-то стихи?! Эт-то вы назвали стихами?!! Это позорище, которое он написал в свою честь? Да как у вас только язык повернулся предложить мне написать на эту мерзость музыку?! Убил бы за такую песенку! Задушил бы своими руками! За такие стихи вообще надо на месте расстреливать! И это вы назвали государственным гимном?!!! – вскочив с табурета, Эль Драко перегнулся через стол, и, потрясая перед носом следователя скомканным листком, орал во всю силу своих лёгких.
Лицо у следователя стало не просто красным – багровым с каким-то синюшным оттенком. Потом пошло пятнами. Он беспомощно открывал рот, как вытащенная на берег рыба, а глаза, кажется, готовы были выскочить из орбит.
Гневную тираду перебили ворвавшиеся в кабинет охранники. Они с двух сторон подскочили к Эль Драко, заломили ему руки и бросили на колени. Бард пришёл в себя только когда его лоб с треском врезался в каменные плиты пола.
– Уведите его, – хрипло выдавил следователь, потом уже спокойно добавил: – Значит, ты по-прежнему отказываешься сотрудничать. Смотри, не пожалей. Последний шанс…
– Пошёл ты… И ты, и твой засранец-президент, – вскинув голову, Диего плюнул под ноги следователю. Он метил в лицо, но не достал.
– В камеру его. Теперь с ним будут разговаривать по-другому.

***
От мощного толчка в спину, Диего влетел в свою темницу, не удержался на ногах и, упав, ткнулся лицом в жёсткие доски топчана.
Медленно поднялся на ноги, вытер кровь с разбитой губы и уселся прямо на пол.
Он прислонился затылком к холодным, мокрым камням и утомлённо закрыл глаза. Горькое сожаление и отчаяние затопили душу.
«Наивный дурак. Развесил уши и поверил, что всё хорошо, что всё закончилось, и страна обрела свободу», – он горько усмехнулся. Это были даже не мысли – ощущения. От глухой тоски хотелось завыть, и только гордость заставляла его стискивать зубы и молчать.
Овации публики, всеобщее ликование, в котором он купался, бьющее через край вдохновение и радость, которую он щедро дарил слушателям – всё это было у него и за границей. Но одно дело – на чужбине, и совсем другое – на родине. Он не мог не вернуться. Узнав о демократических переменах, объявленных пришедшим к власти Объединением Всеобщего Благоденствия, он тут же бросился в Мистралию, которую покинул в семнадцать лет. И был абсолютно счастлив, когда мистралийская публика рукоплескала своему кумиру и носила его на руках. Это продолжалось целых полгода.
Но вскоре власть начала «закручивать гайки». Демократия, громко провозглашённая с высокой трибуны, как всегда, оказалась просто красивым фантиком. Не прошло и трёх лун, как её сменила военная диктатура. А настоящие барды при таком строе не живут. Они либо прогибаются под власть и перестают быть бардами, либо... умирают. И в большинстве случаев не своей смертью.
Перед глазами плавали радужные круги, которые внезапно сложились в ясную картину.

… Он ворвался в комнату, сверкая белозубой улыбкой, с разбегу подхватил на руки маму и закружил её по комнате.
– Диего, что случилось? – Аллама засмеялась и взъерошила ему волосы.
– Мама, мамочка! Я могу вернуться. Ты понимаешь – они зовут меня. Я снова пройду по улицам Арборино, вдохну воздух родной Мистралии. Мама, это такое счастье, – его радость фонтаном хлынула во все стороны, затопив всё кругом. Он увидел в распахнутые двери гостиничного номера, который снимала великая актриса Аллама Фуэнтес, как заливисто рассмеялась молоденькая девушка, проходившая в этот момент по коридору и попавшая под волну его эманации.
А вот на маму, похоже, его хорошее настроение не подействовало. Она внезапно и очень резко побледнела и крикнула:
– Нет! Диего, даже не думай об этом!
– Почему? – он опешил и медленно опустил её на пол.
Аллама сделал несколько шагов, плотно притворила двери и прижалась к ним спиной, словно пытаясь защитить сына, не выпустить его наружу.
– Мама… – он растерянно поморгал.
Аллама подняла на него нечеловеческие огромные глаза, в которых застыл ужас.
– Мама… – радость испарилась без следа.
– Диего, я прошу. Я умоляю тебя, не езди в Мистралию.
– Мам, поверь мне, там победила демократия. Теперь у власти Объединение Всеобщего Благоденствия.
– Но…
– Мама, – он постарался говорить как можно убедительнее, проникновенно глядя в глаза Алламе, – мне написал сам маэстро Карлос. Понимаешь? Он предложил мне работать в его театре.
– Сам маэстро Карлос?
– Да!
– Труппа едет с тобой?
– Братья Бандерасы поедут и Вентура с Харизой.
– А… Плакса?
Он помрачнел. Его первый и единственный ученик, который прибился к его труппе пару лет назад, поразив его до глубины души при первом знакомстве, и в котором он впоследствии едва не разочаровался, уличив в плагиате, и как следует отходил за это по спине пюпитром, четыре дня назад заявил, что уходит. Без объяснения причин. Он просто пришёл к нему, присел рядом, опустив глаза, улыбнулся своей фирменной застенчивой улыбкой и сказал: «Извини, Эль Драко, но я должен покинуть тебя. Знай, что ты всегда останешься для меня кумиром и моим наставником, но я должен идти. И, пожалуйста, не расспрашивай меня о том, почему я это делаю», – он тяжело вздохнул, виновато глянул на него из-под длинной чёлки и снова уставился в пол. Диего тогда обиделся жутко, но… лишь на один миг. Обиду сменила тихая грусть, и он кивнул, отпуская ученика. В конце концов, недавно к нему вернулась Сила. Возможно, Плакса решил завязать с карьерой великого барда и податься в маги, тем более что его Огонь был не такой уж сильный.
– Диего, Плакса поедет с тобой? – снова спросила Аллама, заломив брови и всё ещё прижимаясь спиной к дверям.
Он вздохнул и покачал головой:
– Плакса меня оставил.
– Оставил? Почему?
Эль Драко пожал плечами и уселся в кресло:
– Наверное, у него были на то свои причины. Он не захотел рассказывать, а я не стал расспрашивать. Я полагаю, что будь это возможно, он открылся бы мне. Мама, неужели ты думаешь, что этот разгильдяй может быть мне чем-то полезен?
Аллама нахмурилась, покачала головой и отошла, наконец, от двери.
– Плакса очень славный мальчик, – она мечтательно улыбнулась и грациозно опустилась в соседнее кресло.
– Мама, только не говори мне, что ты… с ним!.. – он уставился на мать в полном шоке.
Аллама погасила улыбку и покачала головой:
– Мы сейчас говорим не обо мне и Плаксе. Диего, я всё же прошу тебя, отмени свою поездку, – её глаза вновь наполнились слезами.
Он вскочил с кресла и, упав рядом с нею на колени, обхватил её за талию и спрятал голову на её груди.
– Мистралия теперь свободна. Я хочу поехать. Хочу вернуться домой. Мамочка, ну почему ты так боишься?
– Я потеряла Максимильяно. И я очень боюсь потерять тебя… – прошептала она едва слышно.

Он не послушался. Не поверил материнскому сердцу.
Восторженный глупец. Он, как и многие барды, жил легко и думал, что так будет продолжаться всегда.
И вот всё закончилось в один миг. Диего передёрнуло от отвращения.
– Мама, ну почему, я не прислушался к тебе, – простонал он одними губами.

***
2.

На следующие три дня его оставили в покое. То ли всё же дали ещё время как следует подумать, то ли тщательно подбирали дознавателя, который бы работал с ним дальше. Как бы то ни было, за все эти трое суток Эль Драко видел только одну и ту же скучную физиономию уже знакомого тюремщика, который приносил ему вонючую баланду.
Из головы не выходили последние слова следователя, брошенные перед тем, как непокорного барда вытащили в коридор: «Теперь с ним будут разговаривать по-другому». Не нужно было особого ума, чтобы понять, что это значит. Диего и представить себе не мог такого поворота событий. А стоило бы.
Первый тревожный звоночек прозвучал ещё тогда, почти луну назад, когда к нему вежливо обратились с просьбой написать гимн. А когда он передал маэстро Морелли готовое творение, в которое, как всегда, вложил душу, так же вежливо намекнули, что неплохо было бы переделать. Но он отказался, несмотря на навязчивую настойчивость министра изящных искусств, который от имени президента дважды вызывал его для беседы. И, казалось, его оставили в покое. Целых две недели казалось. Но потом его друг маэстро Карлос, гениальный режиссёр, в театре которого он пел, дал ему расчёт. Это внезапное увольнение было следующим тревожным звоночком, к которому он тоже не прислушался.
И вот во что это в итоге вылилось. Он никак не ожидал, что его могут арестовать всего лишь за отказ переписать гимн. Правда, слова он при этом употребил действительно крепкие. Но плясать под их дудку, насилуя себя, а теперь - так тем более, писать музыку на это... эти... Никогда! Да у него и не получится. Огнём нельзя торговать, иначе он угаснет. Стать лизоблюдом – значит, перестать быть бардом. Перестать быть собой. А стать таким, как маэстро Морелли... Лучше умереть.

Утром четвёртого после допроса дня тяжёлая железная дверь камеры лязгнула особенно громко. Лежащий на жёстком топчане Эль Драко тотчас же поднялся и вскинул голову. «Завтрак» приносили недавно, значит... Но кто бы ни пришёл, уйдёт он ни с чем. Это Диего для себя решил твёрдо.
Через порог шагнули те же два охранника, с которыми он уже имел «счастье» познакомиться, а за ними – высокий мускулистый человек в чёрном. Физиономия его напоминала скорее каменную маску, чем живое человеческое лицо.
Охранники встали по обеим сторонам двери, а громила в чёрном остановился перед Эль Драко, скрестив на мощной груди волосатые руки с закатанными по локоть рукавами.
Бард молча смотрел на него. Первым начинать разговор он не собирался.
Наконец «гость» прервал затянувшееся молчание:
– Маэстро, – отвесил он издевательский поклон. – Меня зовут Боер. Я следователь по особо важным делам, и с этого момента веду ваше дело.
– Как приятно, что оно особо важное, – с не меньшей издёвкой отозвался Эль Драко. – Вам больше заняться нечем? Развели бардак в стране! По улицам средь бела дня бандиты разгуливают, а вас волнует бард, который отказывается писать ВЕЛИКИЙ гимн на слова ВЕЛИКОГО президента!
В последнюю фразу он вложил столько сарказма, сколько смог, скопировав восторженную речь предыдущего дознавателя с обилием слова «великий».
Неподвижная морда следователя внезапно исказилась хищной ухмылкой, в стеклянных глазах мелькнуло какое–то выражение, а в следующую секунду он без предупреждения выбросил вперёд кулак. От внезапного удара в живот перехватило дыхание. Диего рухнул на колени, хватая ртом воздух. Новый удар, на этот раз окованного железом тяжёлого башмака, заставил его скорчиться на полу. От дикой боли скрутило внутренности.
А потом он перестал воспринимать реальность. Удары методично сыпались один за другим. Эль Драко постарался сжаться в комок, чтобы защитить хотя бы живот, и прикрыть руками голову, но от этого было мало толку.
Внезапно всё закончилось. Диего с трудом приподнялся, часто моргая, чтобы хоть немного разогнать застлавшую глаза пелену, и встретился взглядом со следователем, чьи совершенно пустые глаза по-прежнему ничего не выражали.
– Достаточно на сегодня? – поинтересовался Боер.
– Д-да, – ответ вырвался помимо воли.
Следователь удовлетворённо кивнул и вышел вон. Охранники молча последовали за ним.
Диего вздрогнул, когда дверь с грохотом захлопнулась. Он полежал немного, приходя в себя, потом добрался до топчана и без сил рухнул на жёсткие доски.
Во всём теле пульсировала боль. В голове стоял гул, словно там кто-то безостановочно молотил кузнечным молотом по наковальне. Мысли роились встревоженным ульем, беспорядочно перескакивая с одного на другое. Он не понимал, какова была цель этого «следователя по особо важным делам», который не задал ему ни одного вопроса. Что это было: просто демонстрация силы, или желание сломать, склонить его таким способом к тому, чтобы он переделал этот грёбаный гимн? Зря стараются. Пусть хоть убивают, а покориться не заставят!
Диего стиснул зубы и заставил себя приподняться. И тут же понял, какая это была плохая идея. Мир вокруг завертелся с бешеной скоростью, и бард вновь уткнулся лицом в грязное тряпьё топчана. С трудом подавив приступ тошноты, он перевернулся на спину и закрыл глаза.
Чего бы от него ни требовали, они этого не добьются, твёрдо решил он.

Боер появился снова на следующий день. Вчерашний сценарий повторился практически без изменений. Следователь мариновал его около получаса, потом молча развернулся и вышел. И на третий день было то же самое. Ни одного вопроса, ничего. Громила теперь даже не разговаривал с заключённым. Он входил и просто бил его. Планомерно и методично.
Когда ещё через день лязгнула дверь, Эль Драко вздрогнул и вжался в стену. Но это оказался всего лишь тюремщик, который принёс еду. Арестант поднял чашку дрожащими руками и жадно принялся глотать тёплую затхлую воду. И вдруг его затрясло. От отвращения к самому себе тошнота подкатила к горлу. Он ведёт себя как слизняк какой-то! Испугался обычного уголовника, который только и может, что морду хорошо бить. А ещё мужчина, называется! Ведь он даже не пытался защищаться, не пытался ударить в ответ. Покорно ждёт своего палача, как телок на заклании! Пусть этот ублюдок только попробует ещё раз поднять на него руку, тогда увидит, что он вовсе не безропотная жертва. Диего зло рассмеялся.

Однако Боер не пришёл. И на следующий день его не было. Эль Драко поймал себя на мысли, что ждёт палача с каким-то болезненным нетерпением. Он выругался, вспомнив самые заковыристые словечки из лексикона пропавшего без вести отца, и постарался взять себя в руки. И это ему блестяще удалось. Ровно на десять минут. Потом он стиснул кулаки и снова принялся расхаживать по своей темнице.

Его нетерпение (ибо о терпении речь вообще не шла) было вознаграждено на третий день. Когда за дверью раздались шаги, Диего вскочил с топчана и внутренне подобрался. Звякнул ключ в замке. Бард сжал кулаки и приготовился. Распахнулась дверь, палач сделал два шага. И тогда Диего прыгнул. Он ударил коротко, без замаха. Боер не ожидал атаки и не уклонился. Кулак с громким чавканьем врезался в лицо громилы. Брызнула кровь. Не медля, Диего размахнулся и ударил ещё раз. Но первая оторопь прошла – теперь палач был готов. Он перехватил руку барда и крутанул, что есть силы. Диего непроизвольно вскрикнул, но тут же прикусил язык.
…Тёмная неконтролируемая ярость поднялась откуда-то со дна души и затопила его с головой. Мощная волна эманации захлестнула крошечное пространство…

Что было дальше, Эль Драко не помнил.

Сперва были темнота и тишина. Потом появились какие-то багровые пятна перед глазами. А потом вернулись ощущения и слух. Уж лучше бы не возвращались. Он лежал на чём-то очень жёстком, мокрый с головы до ног, как мышонок, а ещё ему казалось, что всё его тело – один сплошной нерв, который кто-то старательно наматывает на раскалённый стержень. Каждая клеточка вопила от этой дикой боли. Но он только стиснул зубы, чтобы самому не проронить ни звука. Диего чуть вздрогнул, когда его вновь окатили ледяной водой, но по-прежнему остался неподвижен – не было сил.
А потом он различил слова:
– Ты рехнулся, ублюдок?! Его не убивать нужно было, а сломить, сделать ручным и послушным! – чей-то хриплый, прокуренный голос сорвался на визг. – Что я теперь боссу скажу?! Мразь!
Чавкающий хруст, и только мычание в ответ. Эль Драко с удовлетворением узнал в этом мычании голос «следователя по особо важным делам». Он бы торжествующе улыбнулся, но разбитые губы не повиновались, даже глаза было больно открывать.
– Увести его! – тот же хриплый голос.
Забухали шаги, раздался звук, как будто волокли что-то тяжёлое.
– Идиот, – обладатель хриплого голоса смачно сплюнул, потом кого-то спросил:
– Ну как он? Очухался?
Диего понял, что говорят о нём, и решил, что пока не стоит показывать, что он пришёл в себя.
– Вроде, нет, – ещё один голос.
Потом он почувствовал, как его подхватили под руки и куда-то поволокли. Голова безвольно болталась, и к горлу опять подкатила тошнота, которую ему удалось сдержать только невероятным усилием воли.
А потом, через бесконечно-долгое время, его бросили на койку, и всё тот же голос произнёс:
– Пусть тюремный врач его осмотрит.

Эль Драко с облегчением выдохнул и расслабился. Передышка. Ну что ж. Он воспользуется ею, а там видно будет. Он всё-таки улыбнулся: Боер получил по заслугам, и это его несказанно радовало.

***
Товарищ Амарго, один из руководителей партии Реставрации, устало откинулся на спинку кресла и впервые за восемнадцать дней позволил себе расслабиться. Три часа назад успешно завершилась спасательная операция, которая вероятно стоила ему пары лет жизни, и, несомненно, добавила седых волос, которые, кстати, и без того уже изрядно отливали серебром.
Амарго покосился в угол небольшой комнатки. В ней помещались только стол, кресло, в котором он сейчас сидел, и узкая кровать. А на кровати мирно посапывал человек, доставивший ему столько беспокойства, что хватило бы на десять жизней. Молоденький чернявый парнишка, не открывая глаз, откинул во сне длинную чёлку и перевернулся на бок. Длинные, как у девушки, ресницы затрепетали, смазливое лицо болезненно сморщилось, сквозь сомкнутые губы раздался тихий стон.
Амарго выбросило из кресла. Он подскочил к кровати и озабоченно склонился над спящим. Прислушался к хриплому дыханию, тронул чуть влажный горячий лоб… Ничего экстраординарного: сильное переутомление и стресс.
Зато теперь можно доложить шефу об успехе операции.
Здесь, в маленькой каморке, под самой крышей неприметного дома на самой окраине Арборино, спала сейчас последняя надежда истерзанной страны – последний уцелевший отпрыск королевского дома Мистралии, когда-то четвёртый, а сейчас единственный, наследник престола – принц Орландо. Правда, этим именем его уже лет тринадцать никто не называл, с того самого рокового толчка в спину на главной башне Кастель Коронадо, после которого юный принц чудом остался в живых, отделавшись только переломанными ногами.
Ну, за что ему такое несчастье? Четыре с половиной года назад шеф вытащил его, верней, то, что от него осталось, из Кастель Милагро, и в обмен на возможность вновь почувствовать себя человеком и жить нормальной жизнью, попросил о небольшой услуге. Товарищ Амарго (которого в то время ещё звали Мануэль дель Фуэго), и не предполагал, сколько нервов и сил это у него отнимет. А ведь на первый взгляд всё выглядело невинно. Шеф попросил всего лишь присмотреть за двумя юнцами, один из которых был его любимым воспитанником, а второй – ещё более любимым сыном.
Простое поручение, как же! И если то, где находится и чем занимается великий бард Эль Драко, было известно, наверное, каждому жителю континента, то вот юного принца нужно было ещё сначала найти. И когда поисковая операция успешно завершилась, и Орландо обнаружился не где-нибудь, а именно в труппе Эль Драко, Амарго пришлось приложить максимум усилий, чтобы убедить принца довериться ему. Более того, несмотря на то, что со стороны Орландо производил впечатление наивного дурачка, на самом деле это был страшный человек, обладающий невероятной властью над людьми – управляемый эмпат, который за годы, проведённые в полиарге, а потом после того, как потерял Силу, развил свой Дар и довёл его до совершенства. Шефу пришлось полностью раскрыться перед ним, потому что Орландо было совершенно невозможно обмануть.
Незадачливый ученик великого барда, Плакса, долго разговаривал с Эль Драко, проникновенно глядя тому в глаза. Амарго был свидетелем той их беседы, наблюдая из-за занавески. И радуясь про себя тому, что он в экранирующем амулете. Шеф предупредил его о магических способностях воспитанника, поэтому Амарго был готов. А вот Эль Драко был совсем не готов к такому мощному эмпатическому воздействию. Он-то, в отличие от Орландо, был стихийным эмпатом и тягаться с ним не мог. Всего за пару минут возмущение и обвинения в предательстве сменились тихой грустью. Диего пожал Плаксе руку и пожелал удачи на новом поприще… Каким бы это самое поприще ни было.
И вот, когда казалось, что принц понял всю серьёзность ситуации, согласился возглавить партию Реставрации и стать знаменем Сопротивления, демон же его дёрнул явиться в кабак и устроить там пьяный дебош. Как будто он сам не знает, что после того, как к нему вернулась Сила, ему нельзя ни капли брать в рот. И в этом кабаке его благополучно арестовала тайная полиция. Хорошо хоть никто не догадался о том, кто на самом деле этот безумный, пьяный и очень молодой маг, подпаливший занавески и разнёсший вдребезги половину винного запаса. После ареста Орландо загремел в лагерь. Его даже не судили. Зачем? Преступление наблюдали несколько десятков человек, вина доказана – а это прямая дорога в исправительный лагерь. Амарго тогда возблагодарил за это всех богов, потому что вытащить его оттуда было гораздо легче, чем из следственной тюрьмы. В том лагере у лидера Сопротивления были свои люди. Хотя потрудиться Амарго пришлось изрядно. Просто так система своих жертв не отпускала.
А тем временем второй его подопечный, Эль Драко, за каким-то хреном явился из-за границы сюда, в Мистралию. Как же – Родина, восторженные соотечественники, да ещё и приглашение от самого маэстро Карлоса петь в его знаменитом театре! Но, пока, кажется, с ним всё было в порядке, и Амарго на время оставил его без присмотра, полностью сосредоточившись на вытаскивании из неприятностей Орландо. Спасательная операция прошла с блеском. Без сучка и задоринки, если не считать смертельно уставшего товарища Амарго. И вот теперь будущий король Мистралии, Орландо II, если, конечно, им удастся победить, и принц завоюет себе королевство, мирно спал в этой неприметной комнатке.
Теперь оставалось самое простое – переправить его за границу, хотя бы на некоторое время, пока тайная полиция не потеряет его след. Заодно не мешало бы и Эль Драко вытащить из страны. Нечего ему здесь делать. Объединение Всеобщего Благоденствия луну назад окончательно сбросило маску, перестало играть в демократию и с такой силой начало закручивать гайки, что кости затрещали не только у лидеров Сопротивления. Не хватало ещё, чтобы и с Диего что-нибудь случилось.

Амарго снова тяжело вздохнул и вздрогнул, услышав тихий стук в дверь. Условный сигнал – значит, кто-то из своих. Он поднялся на ноги, сделал два шага и распахнул двери.
На пороге стоял человек, с головы до ног закутанный в тёмный плащ, в руках он держал какой-то большой продолговатый предмет, упакованный с той же тщательностью, что и хозяин.
Амарго отступил в сторону, пропуская гостя, и произнёс:
– Здравствуй, Рико.
Тот лишь кинул в ответ, молча подошёл к столу и водрузил на него свою ношу. Свёрток жалобно тренькнул.
– Эль Драко арестован, – уронил Рико.
Амарго отшатнулся как от пощёчины, синие глаза кинжалами вонзились в смуглое лицо молодого вора. Он резко выдохнул и взял себя в руки:
– Когда?
– Пять дней назад. Я не мог раньше прийти, – Рико кивнул на стол и пояснил: – Это его концертная гитара.
– Ясно.
Амарго медленно опустился в кресло и обхватил голову руками. И что он теперь скажет шефу?
В мозгу некстати проскользнула упрямая мысль, посещавшая его время от времени с завидным постоянством: пусть шеф говорит всё, что угодно, но эти два паршивца, Орландо и Диего, точно братья! Даже в неприятности вляпываются всегда одновременно!
Мысли отчаянно заработали: пожалуй, не стоит пока ничего говорить шефу, а Диего он вытащит, используя свои каналы. Амарго оглянулся, бросил взгляд на спящего принца. Придётся доверить организацию переправки Орландо за границу другим людям, а сам он будет заниматься спасением второго своего подопечного.
«Ох, шеф! Спасибо тебе большое за то, что повесил мне на шею этих двух разгильдяев!»

***
Прошла неделя, четыре дня из которой Диего провёл в лазарете следственной тюрьмы. За всё это время к нему не приходил никто, кроме пожилого тюремного врача и охранника, дважды в день приносившего еду. К радости барда, больничный паёк оказался чуть разнообразнее, чем баланда, от которой его уже тошнило, и ему удалось немного поправить силы.
Четыре дня спустя Диего, подлечив, вернули в камеру, но и тогда его никто не трогал. А ещё через три дня его вызвали на новый допрос.
В том же кабинете, в кресле за массивным столом сидел тот же следователь. А перед ним на столе лежал уже знакомый желтоватый лист с гербовой печатью. Написанные президентом Гондрелло стихи. Вернее, так называемые стихи. И теперь ему нужен был самый лучший бард, чтобы положить их на музыку. Но, к великой досаде президента, не так представлял себе Эль Драко Государственный гимн своей страны. Совсем не так.
– Присаживайтесь, – следователь снова был сама любезность. – Может быть, кофе?..
Ох, какой соблазн...
Особенно после той тюремной баланды, которую Диего приходилось есть, чтобы окончательно не протянуть ноги.
Отказаться?
А впрочем, какого хрена? Почему он должен отказываться? Чашка кофе его ни к чему не обязывает.
– Да, спасибо.
Следователь собственноручно налил ему из кофейника только что сваренного горячего ароматного напитка и поставил на край стола:
– Прошу вас.
Диего взял чашку, стараясь, чтобы не дрожали руки, и, прикрыв глаза, с наслаждением сделал первый глоток.
– Итак, – начал следователь, когда бард с чашкой в руках снова опустился на табурет. – Мы дали вам время подумать. Каков будет ваш окончательный ответ?
Вот как, дали подумать... А чтобы лучше думалось, присылали Боера. Стимулировать мозговую деятельность, так сказать.
Диего невесело усмехнулся и залпом допил кофе.
– Вы очень любезны. Но я должен отказаться.
– Кому "должен"? – натужно хохотнул следователь.
Эль Драко встал, аккуратно поставил пустую чашку на край стола и прямо посмотрел ему в глаза:
– Себе.
– Ты хоть понимаешь, мальчик, что тебя ждёт? – тихо спросил следователь.
Диего внутренне содрогнулся, но его взгляд остался твёрдым.
– Что бы ни ждало, я не продам свой Огонь за так называемую "свободу". Думаете, вы мне именно её предлагаете? Как бы ни так! Это не свобода, это рабство. А птица в клетке не поёт. И сколько бы раз вы меня ни спрашивали, другого ответа я не дам.
– Не будь так уверен, мальчик, – покачал головой следователь, и в его голосе Эль Драко с удивлением уловил что-то похожее на сострадание. – Знаешь, кто тобой заинтересовался? Сам советник Блай!
Сердце на миг замерло, как испуганный мышонок, а потом рухнуло в пятки.
– Ч-что?.. – выдавил Диего и сам не узнал своего голоса.
– Ты не ослышался, – устало подтвердил следователь. – И если сегодня ты не одумаешься, завтра он будет здесь.
Непотопляемого Блая хорошо знали не только в Мистралии, но и за её пределами. Он благополучно пережил все пять переворотов и при нынешней власти даже возвысился до советника. Блай равно Кастель Милагро, это знали все, как и то, что Кастель Милагро была совершенной тюрьмой. И что творилось за её стенами, что Блай проделывал самолично, тоже было очень хорошо известно каждому мистралийцу. А последние несколько лун Кастель Милагро, которую лидеры Объединения Всеобщего Благоденствия, придя к власти, обещали сравнять с землёй, расцвела с новой силой. Так же как и Блай.
– Теперь ты понял? – прервал мысли Диего негромкий голос следователя. – У тебя ещё есть время до завтра. Потом будет поздно. Захочешь поговорить – дай знать охране. Мне передадут.
И он небрежно кивнул застывшим у дверей громилам в форме:
– Уведите его.

продолжение следует...