А у меня, наконец, скачался сериал, который я в детстве просто обожала - Шарп! Теперь осталось только время найти, чтобы посмотреть всё, что хочется посмотреть, а то я и Хорнблауэра ещё не досмотрела
Стихи, написанные мною давным-давно, ещё в подростковом возрасте.
Сверкнула сталь. И мчится конь буланый. Не различим в тумане путь, Но снова манит даль, Как прежде первозданная, И ты не хочешь отдохнуть
"Что отдых, развлечения - Пустая болтовня. Жизнь - вечное движение - Вот мудрые слова!"
Пусть говорят, что рыцари Давно перевелись, А совесть, честь - Забытые понятия. Но настоящий рыцарь - Тот, кто душою чист, А не закован В бронированные латы.
И ты, подобно утренним лучам, Гори, пылай И ночи мрак отступит, Но понапрасну меч не обнажай: Один лишь взмах его Способен мир разрушить.
Я в цейтноте. Времени ни на что катастрофически не хватает... И как мне всё успеть?... На работе перманентный завал, я совсем в дыму, и вовсе не успеваю больше ничего ни писать. ни ваять (
Фандом: Оксана Панкеева «Хроники странного королевства» Автор: Tabiti Соавтор: Elika Название: Жизнь, сгоревшая в Огне Главные герои: Диего в бытность свою Эль Драко Категория: джен Жанр: психология, ангст, экшен, драма Рейтинг: R Размер: макси...
Всю ночь Диего не мог сомкнуть глаз. Душевное равновесие, которое он, несмотря ни на что, пытался сохранить, изрядно пошатнулось, стоило услышать ненавистное, вызывающее дрожь имя, которое ассоциировалось не иначе как с Кастель Милагро. Именно при Блае она заслужила репутацию "тюрьмы, из которой не убегают". Возникшее было малодушное желание постучать в дверь и попросить о разговоре со следователем, Эль Драко подавил в самом зародыше, пока оно не захватило его целиком. Не в силах лежать, он вставал, нервно мерил шагами камеру, садился, снова вставал… К утру он был и физически, и морально вымотан так, что с трудом представлял, как и откуда возьмёт силы сопротивляться новому давлению.
читать дальшеЛязг двери заставил его вздрогнуть и одновременно с облегчением выдохнуть. Те же два молчаливых охранника, длинные тёмные коридоры, поворот, ещё один, тяжёлая дверь с глазком… Наконец – до боли знакомый кабинет следователя, имени которого Диего так и не узнал.
Следователь приказал охране выйти и кивнул барду. Тот почти без сил рухнул на табурет. Что же делать? Вот сейчас ему снова зададут известный вопрос, и он… он… Следователь смотрел на него совершенно непроницаемым взглядом. Минуты тянулись одна за другой. Казалось, никто из них не решался нарушить молчание. Наконец полицейский чиновник кашлянул и проговорил: – Итак, последний шанс. Ваш ответ. Вопрос, я думаю, нет смысла задавать. Вот так. И нет времени больше тянуть: простой ответ да или нет. Да. Или. Нет. Два простых слова… Диего встал – почему-то это показалось ему важным, – и поднял на следователя прямой твёрдый взгляд: – Я уже говорил вам: я не стану писать музыку на дерьмовые стишки вашего президента. Я не торгую Огнём. Тот пожевал губами, вздохнул и сказал: – Что ж, я вас понял. Он снова уткнулся носом в бумаги, как будто искал там что-то новое. Потом поднял от мелко исписанного листа голову и посмотрел на Диего скучным, словно присыпанным пылью взглядом: – Диего Алламо дель Кастельмарра, кабальеро Муэрреске, именуемый также Эль Драко, вы обвиняетесь в государственной измене, заговоре с целью свержения правительства, пособничестве врагам и неподчинении власти. Признаёте ли вы себя виновным?
Диего распахнул глаза и медленно осел на табурет – внезапно подкосились ноги. Пересохло во рту, и голова стала какой-то пустой и звонкой. – Я слушаю, – повторил следователь. – Что?.. – Диего внезапно охрип. – Признаёте ли вы себя виновным в указанных преступлениях, – нудным голосом повторил дознаватель. Он не спрашивал – утверждал. Шок понемногу проходил. Диего кашлянул в ответ и лишь сузил глаза. Вот оно что! Теперь он не просто бард, отказавшийся выполнить поручение президента – теперь он государственный преступник. «Последний шанс», – так сказал ему этот самодовольный полицейский чиновник. Диего мрачно усмехнулся. Шанс, но совсем не тот, о котором думает следователь. Последний шанс сохранить себя, свою Честь, свой Огонь. И он не предаст ни Огонь, ни Честь, ни тех мальчиков и девочек, которые явились к дверям следственной тюрьмы, чтобы отбить его у полицейских в день ареста. За три недели пребывания в следственной тюрьме Диего окончательно лишился всех своих иллюзий. Теперь, глядя на сидящего на шатком табурете арестанта в серой робе, с опущенными плечами, как будто он держал на них непомерно тяжёлый груз, в нём трудно было признать великого барда, который одной только нотой умел зажечь тысячи сердец. И только глаза его по-прежнему сверкали, отражая внутренний Огонь.
Молчание затягивалось. Следователь пожевал губами, повертел в руках перо и уже открыл рот, чтобы что-то сказать, когда дверь внезапно распахнулась, как будто в неё ударили ногой, и в камеру ворвался худосочный человек в круглых очках, одетый в чёрное. – Господин советник! – поспешно вскочил следователь, вытягиваясь едва ли не по стойке «смирно». Но Блай словно и не заметил его. – Знаменитый бард Эль Драко, – прошипел он, стремительными шагами приблизившись к заключённому. – Наслышан, наслышан... – Я о вас тоже, – непроизвольно вырвалось у Диего, который и не подумал встать. – Правда? Польщён. И что же, позвольте спросить, вы обо мне слышали? – губы советника растянулись в хищной улыбке, глаза, а быть может, стёкла очков, холодно блеснули. – Вам это не понравится, – ответил бард, снизу вверх глядя на нависшего над ним человека и удивляясь про себя, что вот так спокойно говорит с ним. С кровавым палачом, одно имя которого ещё недавно кидало его в дрожь. – О, бросьте! – махнул рукой Блай. – Должен сказать, что большинство этих слухов – истинная правда, так почему они не должны мне нравиться? "То, что вы собственными руками расчленяли живых людей – тоже?", – чуть не ляпнул Диего, но вовремя прикусил язык. – На чём вы остановились? – советник устремил острый взгляд на притихшего за столом следователя. – Он отказывается признать себя виновным в преступлениях против государства. – Вот как? – Блай снова повернулся к Эль Драко, и у того внезапно пересохло во рту. – У вас нехорошая привычка от всего отказываться, дон Диего. Ну ничего, мы вас быстро от неё избавим! Прочитайте ещё раз, – обратился он к следователю. Тот добросовестно повторил текст обвинения, после чего советник выжидательно уставился на съёжившегося на табурете барда: – Ну? Не дождавшись никакой реакции, он схватил его длинными холодными пальцами за подбородок и рывком вздёрнул голову: – Ну?! Эль Драко только криво усмехнулся и сузил глаза. Снова не дождавшись ответа, Блай размахнулся и влепил ему крепкую пощёчину. – Не захотел по-хорошему, сопляк, пеняй на себя! Хлёсткая пощёчина обожгла другую щёку барда. Тот вздрогнул и стиснул зубы, чувствуя, как в душе поднимается неконтролируемая ярость, направленная против этого человека. Да человека ли?.. Блай наклонился, и Диего очень близко увидел бледное перекошенное лицо с какими-то невзрачными, будто стёртыми чертами, и совершенно белые, безумные глаза за круглыми стёклами очков, в которых не было ничего человеческого. Его затрясло от отвращения. – Боиш-ш-шься? – прошипел советник и растянул губы в холодной жёстокой усмешке. – Правильно боишься. Только, видимо, недостаточно. Отвечай!!! – внезапно его голос сорвался на визг, от очередной хлёсткой пощёчины голова узника мотнулась как на нитке. – Ты будешь говорить?!! – ещё один окрик и ещё одна пощёчина. Диего только ещё крепче стиснул зубы. Глаза полыхнули ненавистью. Его до краёв затопила холодная злая ярость: – Пошёл ты!.. – он плюнул в эти белые глаза и рассмеялся. На миг Блай закаменел. Потом медленно поднял руку…
…Внезапно произошло невероятное: следователь выпрыгнул из-за стола, ухватил первое, что попалось под руку – тяжёлый чернильный прибор, и с размаху опустил его на голову советника. Тот покачнулся и без звука рухнул на пол. Очки слетели с носа и тихонько звякнули об каменные плиты.
Диего оторопел и застыл в шоке. Следователь замер на мгновение, потом затрясся как в лихорадке, уронил своё импровизированное орудие и бросился на колени перед потерявшим сознание человеком: – Господин советник… Господин советник… Господин Блай… – залепетал он прерывающимся от ужаса голосом. Советник зашевелился и пробормотал что-то неразборчивое.
Дверь вновь с треском распахнулась. В кабинет ворвались солдаты: – Падла! Мать твою!.. – заорал капрал и с размаху впечатал кулак в челюсть помертвевшего от ужаса дознавателя. Тот растянулся рядышком с советником и больше не шевелился. Капрал наклонился над начавшим приходить в себя Блаем и проблеял: – Господин советник… Ответом ему был отборный трёхэтажный мат. Капрал подхватил советника под руки, кивнул подчинённым – те, как по команде, кинулись на следователя, уже неспособного сопротивляться, и, заломив руки, поволокли его прочь. Сам капрал увёл оглушённого начальника, бережно поддерживая его под локоток.
Диего остался один в кабинете. Про него как будто забыли. И это принесло облегчение. Сбежать, правда, всё равно не удастся, но зато у него есть передышка. Лицо горело от пощёчин, но Блаю сейчас досталось куда больше, и это не могло не радовать. Бард слегка расслабился и закрыл глаза. Тишина. Пусть на несколько минут. Никто не пристаёт с идиотскими вопросами и обвинениями, никто не даёт в морду, никто не унижает и не ставит над ним отвратительных психологических экспериментов.
Эх, были бы с ним его самые верные телохранители, никто бы не посмел его арестовать. Но Тиа и Хон остались в Галланте вместе с Пуришем, который в настоящий момент вёл все его дела, и который был единственным человеком, кроме, разумеется, самого Эль Драко, которому леопарды доверяли и позволяли себя не только кормить, но даже гладить и иногда играть с ними. Диего тяжело вздохнул и ссутулился.
Перед глазами сама собой всплыла давнишняя сцена.
Это произошло почти три года назад. В Поморье. Именно тогда, во время тех запомнившихся на всю жизнь гастролей, князь Симеон Подгородецкий спас ему жизнь. Измученное лицо Диего осветила тёплая улыбка: «Хороший ты парень, Сёма Подгородецкий. Хоть твоё имя и невозможно выговорить, твоя широкая душа и золотое сердце сделали нас братьями навек». И именно благодаря тому страшному случаю, у него появились питомцы-телохранители: Тиа и Хон. Диего усмехнулся. Да уж, страшный… Это тогда он казался ему очень страшным, а сейчас узник лишь хрипло рассмеялся. Теперь-то он знает, что такое настоящий страх.
Эль Драко со своей труппой приехал в Белокамень с гастролями в самом начале зимы, когда мёрзлую землю только-только укрыл тонкий снежный саван. Гостям из солнечной Мистралии вначале показалось холодно и неуютно в северной стране. Но гостеприимство поморцев очень скоро растопило появившийся было ледок. Диего потом казалось, что нигде его не принимали теплее, не устраивали более громких оваций и не закатывали более пышных пиров. По традиции великий бард был приглашён на королевский пир. Король Зиновий принял артистов в своём дворце на широкую ногу. Гусары выстроились в два ряда с саблями наголо, поморское дворянство расточало комплименты, девицы и молодухи вились вокруг Эль Драко как пчёлки вокруг цветов. Ну, правда, к тому, что женская половина человечества поголовно вешается ему на шею, Диего привык с малолетства. И именно на тех гастролях он закрутил бурный роман с молоденькой княжной Бельской, которой едва минуло шестнадцать, а редкой, изумительной красотой она могла соперничать с самой принцессой Роаной. Конечно, Эль Драко был бы совсем не прочь получить в свою коллекцию королевскую дочь, но к тому времени Роана была уже замужем за королём Ортана Деимаром XII, так что великому барду пришлось довольствоваться лишь её копией. Правда, Эль Драко совсем скоро утешился и позабыл о Роане в объятиях малышки Амелии Бельской. Прекрасные синие глаза, алые губки, тонкий стан и пышная грудь которой привлекали внимание бесчисленных женихов ещё больше, чем состояние её батюшки. Вот только Амелии был никто не нужен, кроме её кумира. После самого первого его концерта она выбежала к нему на сцену с огромным букетом алых роз, выращенных в оранжереях князя Бельского, которые славились на всё Поморье, и, вручив цветы, приникла губами к его губам. И всё. Эль Драко потерял голову. Они были вместе тем же вечером, и не расставались ни на одну ночь за всё время его гастролей. Да, Амелия была прекрасна, восхитительна, обворожительна, бесподобна. А через неделю она познакомила Эль Драко со своим любимым кузеном – Сёмой Подгородецким. Симеон тогда сказал ему, что он давно мечтал быть представленным великому барду, что сам иногда сочиняет вирши и даже поёт, подыгрывая себе на гуслях. – Спой, спой мне свои песни, – загорелся Эль Драко. – Я не смею, – потупился Сёма. – Что значит, «не смею»? Бард ты или кто? Я желаю услышать твои творения. Симеон уже и сам был не рад, что распустил язык, но тут уж ничего не поделать: раз нахвастал, придётся петь. Он выхватил из-за спины гусли (Эль Драко тогда впервые увидел этот чудной поморский инструмент), ударил по струнам и запел сильным ломающимся тенорком. Диего тогда не очень хорошо понимал по-поморски, но и без перевода было ясно, что в своей песне князь восхваляет прелести прекрасной девы. Эль Драко не удержался и вытащил из чехла свою гитару. Вместе они закатили такой концерт, что в особняк, который снимала труппа, сбежалась половина Белокамня.
А потом состоялся тот приснопамятный королевский приём. Эль Драко появился во дворце под руку с Амелией Бельской и в сопровождении целой толпы поклонников. Король Зиновий с неизменным посохом в руках и в длиннющей мантии восседал во главе стола. – Я желаю, чтобы великий бард усладил наш слух своим пением, – поморский король сдвинул кустистые брови. Эль Драко не стал ломаться. Он поднялся из-за стола, поклонился, подхватил гитару и вышел на середину зала. Наклонив голову, он задумался на миг. Тронул струны, и полилась чудесная мелодия. Это была одна из самых любимых его песен – баллада о Любви, «Любовь Небесная». Языки невидимого пламени взвились вокруг певца. Голос звенел серебром, кажется, достигая небес. Мощнейшая эманация захлестнула весь зал. Люди замерли, внимая божественному голосу. Никто не смел шелохнуться. Все взгляды были устремлены на Эль Драко. Он же не видел вокруг ничего. Песня захватила его целиком и полностью.
И никто не заметил серую тень, мелькнувшую среди перил верхней галереи. Никто не слышал тихого металлического звяканья.
Последняя нота, зазвенев, стихла в вышине.
Тишина длилась одно мгновение, потом зал взорвался овациями. Эль Драко открыл глаза, улыбнулся и поклонился публике. Он начал медленно распрямляться, когда ухо уловило посторонний звук: тонкий свист… А в следующую секунду Диего растянулся на полу, сбитый с ног мощным ударом в грудь. Сёма Подгородецкий скорчился рядом, а из плеча торчала и мелко вибрировала арбалетная стрела. – Симеон! – Диего бросился к другу. – Всё нормально. Главное, ты жив, – Подгородецкий слабо улыбнулся.
Тут же была по тревоге поднята личная охрана Зиновия. Сам король, подобрав полы мантии и перепрыгивая через лавки, кинулся к раненному подданному и склонившемуся над ним Эль Драко.
Преступника задержали через несколько минут. Им оказался один из незадачливых женихов княжны Бельской, которого девушка отвергла пару лун назад, и который, воспылав безумной ревностью к своему более удачливому сопернику, решил покончить с ним самым радикальным способом. Что стало с незадачливым парнем, Эль Драко не знал, да, честно говоря, и не стремился узнать. Гораздо больше его заботила судьба друга. Зиновий выделил своего личного мистика для лечения раненого, а великому барду прислал целый сундук серебра и свои извинения, чем немало удивил не только гостей-мистралийцев, но, в первую очередь, своих подданных. Нет, не тем, что прислал серебро, и не тем, что направил своего мистика для лечения Подгородецкого, а тем, что выразил Эль Драко свои официальные извинения. Никто никогда не слышал, чтобы поморский король перед кем-нибудь извинялся. А тут… тем более, что Диего дель Кастельмарра, не принадлежал к королевской фамилии, и хотя был вроде как благородным кабальеро, но всё-таки незаконнорожденным. Его отец, один из младших придворных магов при мистралийском дворе, Максимильяно Ремедио дель Кастельмарра, кабальеро Муэрреске, и мать, великая прима Аллама Фуэнтес, так и не узаконили свои отношения. А теперь было уже поздно, ибо мэтр Максимильяно бесследно исчез, пропал без вести семь лет назад во время третьего государственного переворота в Мистралии, когда пришедшая к власти Лига Закона и Порядка учинила массовые расправы над магами, вырезав их практически поголовно. Мэтр Максимильяно уцелел во время первого переворота, когда орден Небесных Всадников уничтожил всю королевскую семью. Придворный маг тогда, двенадцать лет назад, схватил в охапку свою почти жену, малолетнего сына и, не раздумывая, кинулся в родовой замок Муэрреске. Но маг не мог запереть себя в деревне навечно и время от времени наведывался и к своим коллегам – придворным магам других государств, и в столицу. Во время одной из его отлучек в Арборино мистики из Лиги Закона и Порядка и скинули бывших тогда у власти товарищей из Партии Народного Освобождения. Мэтр Максимильяно бесследно исчез, как будто растворился в воздухе. Мама никогда не верила, что он погиб, даже специально наняла некроманта, чтобы проверить. Он и подтвердил, что мэтр Максимильяно жив, но вот где он находится – неизвестно. Ходили слухи, что всё это время он старательно искал принца Орландо, четвёртого наследника престола, который каким-то образом уцелел в мясорубке, устроенной Небесными Всадниками. Но это была скорее красивая легенда, в которую верили, разве что романтичные барышни, любящие красивые сказки, да ещё, как оказалось, папа. Эль Драко же в настоящий момент вовсе не волновала судьба принца Орландо, даже судьба пропавшего родителя заботила его гораздо меньше, чем здоровье Симеона Подгородецкого. К счастью, стрела не задела ни сухожилия, ни артерии и, пройдя навылет, повредила лишь мягкие ткани. Рана оказалась более болезненной, чем опасной, и мистику довольно быстро удалось остановить кровотечение. – Немного поболит, но, надеюсь, что заживёт довольно быстро. Ты молодой, крепкий парень, так что справишься. А вот это принимай, чтобы не началась лихорадка, – старик опустил на край стола пузырёк, ободряюще улыбнулся и откланялся. Диего присел на край кровати и с состраданием посмотрел на друга: – Я обязан тебе жизнью, – тихо произнёс он. – Пустяки, – Симеон приподнялся на подушках. – Сегодня ты пролил за меня кровь, я обязан сделать для тебя то же! – бард, повинуясь внезапному порыву, схватил со стола нож и полоснул себя по ладони. – Дай мне, – потребовал Симеон. Он тоже сделал неглубокий надрез, и друзья соединили руки, смешав кровь. – Братья. Навек, – произнесли они одновременно клятву нерушимой дружбы.
Симеон провёл в постели больше недели. За это время придворный мистик навещал его несколько раз, а Диего проводил с другом каждый вечер, забыв о пирах и девушках. Ну, ладно, не обо всех девушках. Амелия Бельская навещала кузена так же часто, как и Диего, и часами просиживала рядом, держа за одну руку двоюродного брата, за другую – любимого барда.
Гастроли вместо запланированной одной луны продлились целых три. И когда на улицах Белокамня начала звенеть капель, а Симеон Подгородецкий вновь появился в обществе, князь Бельский, отец Амелии, уже всерьёз считавший Эль Драко своим зятем, пригласил великого барда и всю его труппу к себе в поместье. Симеон, конечно, поехал вместе с ними. – Тебя там ждёт сюрприз, – хитро улыбнулся кровный брат. – Что за сюрприз? – у Диего загорелись глаза. – Увидишь, – улыбка стала ещё шире.
Сюрприз, в самом деле, оказался знатным. В поместье Бельских вместе с князем и его юной дочерью их встретил невысокий щуплый человечек в традиционном хинском наряде. Он низко поклонился гостям и приветствовал Эль Драко длинной витиеватой речью, которую Диего понял с пятого на десятое. А потом гость из Подлунной империи, широко улыбнувшись, так что маленькие чёрные глазки превратились в полумесяцы, отвесил особенно низкий поклон и протянул ему небольшую корзинку. Князь Бельский, Амелия и Симеон следили за его реакцией, затаив дыхание. Диего приподнял платок и заглянул внутрь. Тотчас ему навстречу высунулись две одинаковые крошечные усатые мордочки и тут же с урчанием принялись вылизывать ему руки шершавыми языками. – Нрависся? – хин устремил на него внимательный взгляд. – Очень милые котята, – откликнулся Эль Драко. – Я подарю их маме. – Нет. Они твои, – хин снова поклонился. А Симеон объяснил: – Это не простые котята, Диего. Это леопарды, заклятые на верность. Они будут твоими лучшими друзьями, самыми верными телохранителями и не подпустят к тебе ни одного лихоимца. – Спасибо! – Эль Драко потрепал котят по головкам и спросил: – И как же зовут этих телохранителей? – Тиа и Хон, – ответил хин.
А по достоинству Диего оценил подарок только полтора года спустя, когда его леопарды, с которыми он практически не расставался, спасли ему жизнь, растерзав четверых разбойников в тёмном переулке в Новом Капитолии, решивших, что одинокий путник с гитарой будет лёгкой добычей.
Тиа и Хон не подпускали к себе никого, кроме своего хозяина, да ещё Пуриша. Его администратор с первых дней принял на себя заботу о котятах, и леопарды, видимо, считали голдианца своей второй мамой.
И почему, почему в эту свою злосчастную поездку на родину он не взял с собой леопардов? Ведь Пуриш предлагал, нет, он настойчиво советовал, даже умолял – если уж Эль Драко вбил себе в голову вернуться в Мистралию, то пусть хотя бы возьмёт Тиа и Хона, а он не послушался. Так же, как не послушался вещего сердца матери. Аллама почти на коленях просила его не ездить в Мистралию. Так ведь нет. Ему словно кто-то глаза застил. Он велел Пуришу вместе с леопардами оставаться в Галланте и охранять мать, а сам, потеряв голову, бросился сюда. Ну как же: его пригласили в Арборино! Домой!
Диего горько рассмеялся, закашлялся и очнулся. Он по-прежнему сидел на жёстком неудобном табурете посреди пустого кабинета следователя. В маленькое зарешёченное окошко пробивался тонкий солнечный луч, и в этом луче совершали причудливый танец пылинки.
4.
Через некоторое время вернулись охранники и отвели его обратно в камеру. Едва за его спиной захлопнулась дверь, Диего упал на топчан и закрыл глаза. Он был вымотан до предела – не осталось сил пошевелить ни рукой, ни ногой. Даже если бы сейчас пришли его пытать или убивать, наверное, он и тогда не смог бы пошевелиться. читать дальшеСколько он так пролежал?.. Час, два, три, больше? Он совершенно потерял ощущение времени. Только когда тюремщик принёс вечернюю баланду, он очнулся и слегка повернул голову. – Жрать будешь? – буркнул его страж от двери. – Тогда вставай, а то унесу. Сцепив зубы, Эль Драко поднялся и взял миску. Уморить себя голодом – не выход. Даже если его осудят, из лагеря есть возможность сбежать. А с того света уже никуда не сбежишь. Выхлебав отвратительное пойло, он вернул миску тюремщику, снова лёг и уставился в затянутый паутиной потолок. Но больше отключиться от действительности не получалось. Интересно, как там поживает голова господина советника? Эх, надо было ему ещё добавить! Чтобы уж наверняка... Через некоторое время дверь снова лязгнула, и Диего, поднявшись, повернулся к ней лицом. Было понятно, что это уже не тюремщик с миской, а охрана или кое-кто похуже. Это действительно оказались те же "братья-близнецы" в форме. Оба смерили Эль Драко мрачными взглядами, видимо, им здорово досталось от начальства за неслыханное происшествие в кабинете следователя. Потом один из них кивнул барду на выход. Стараясь удерживать на лице бесстрастное выражение, Диего вышел в коридор и внезапно получил удар в спину, да такой, что его швырнуло на стену. – Шевелись! – злобно прикрикнул ударивший его охранник. – А вы куда-то опаздываете? – выпрямившись и переведя дыхание, съязвил Эль Драко. За словом в карман он никогда не лез, но острый язык частенько ввергал его в большие неприятности. Вот и теперь охранники угрожающе заворчали, и он получил ещё один, не менее сильный удар. – Торопимся на твои похороны. Шагай живее! Тоже ребята с юмором оказались. С чёрным. На этот раз его привели в другой кабинет – светлее, просторнее, с большим количеством мебели, и главное – без решётки на окне. Но тут же стало понятно, почему: в мягком кресле, закинув ногу на ногу, сидел... даже не просто сидел, а восседал... советник Блай. Ну конечно, кому ещё могли предоставить подобные удобства! При взгляде на господина советника Диего почувствовал не только страх, но и злорадное удовлетворение: его голова была аккуратно перебинтована, а на лице застыло страдальческое выражение. Ага, не нравится! Такие, как он, только других мучить горазды, а самим пальчик не прищеми... Но уже в следующее мгновение бард осознал, что теперь Блай, вдобавок ко всему, ещё и ОЧЕНЬ ЗОЛ, и неизвестно, чем это может для него обернуться. Хотя, как раз известно... На этот раз охранники никуда не вышли, встали по обе стороны от двери, как два истукана. Ещё бы, после такого... Жаль, очень жаль, что он всего лишь стихийный эмпат и не может эманировать, когда захочет. Тогда никто его даже арестовать бы не смог! Блай смерил заключённого оценивающим взглядом. Диего невольно поёжился. Он почувствовал себя букашкой, которую внимательно разглядывает ворона, перед тем, как тюкнуть клювом и раздавить. – А это будет даже интересно, – неожиданно произнёс советник. Он поёрзал в кресле, устраиваясь поудобнее, словно разговор обещал быть долгим, потом вновь посмотрел на Эль Драко тем же самым взглядом заинтересованного хищника и провёл тонким красным языком по бледным губам. Диего внутренне сжался в комок. – Боишься, – Блай удовлетворённо кивнул. – Но, я вижу, здесь тебя мало поучили. Не всю спесь сбили. Ну что ж, это легко исправить. Знаешь, что полагается за государственную измену? Ну, что молчишь, язык проглотил? Отвечай! – Блай подскочил в кресле, но тут же со стоном упал обратно, стиснув руками голову. – Мра-азь… Каламидада в расход… В подвал Кастель Милагро! – крикнул он. Тотчас один из охранников вышел вон. Диего запоздало понял, что Каламидад – это имя следователя, и сердце его невольно сжалось. Не такой уж он и плохой человек. Ведь даже жалел его, пытался предупредить, что его упрямство доведёт до беды, и вот, в беде оказался сам следователь. И по его, Эль Драко, вине. Теперь-то он отлично понимал, что внезапное помрачение рассудка вызвала его эманация, его дикая ненависть, которой стихийный эмпат воспылал к садисту Блаю. Диего закусил губу. Словно заметив перемену в настроении жертвы, советник резко повернулся к арестанту: – Что, тоже хочешь в Кастель Милагро? – и тонко улыбнулся. Диего с трудом сглотнул и вдруг быстро замотал головой. – Что-что ты сказал? – Блай подался вперёд. – Н-нет, – выдавил Эль Драко, ненавидя и презирая себя. С каждой минутой Блай всё больше вызывал у него отвращение и неконтролируемый, почти иррациональный ужас, как удав у кролика. Вот сейчас Диего и чувствовал себя этим самым кроликом. Жалким, трусливым кроликом, у которого душа внезапно ушла в пятки, пересохло в горле, и ноги так дрожат, что, кажется, ещё чуть-чуть – и он просто упадёт перед советником на колени. Блай поигрывал пером, занесённым над гербовой бумагой, улыбался и ждал. И продолжалось это бесконечно долго. Наконец, когда Диего уже готов был выкрикнуть: «Решай уже что-нибудь, только поскорее!», советник опустил перо, глубокомысленно возвёл глаза к потолку и проговорил: – Знаешь, а давай мы сыграем с тобой в игру… – Игру? К-какую игру? – как же противно дрожит голос. – Очень простую игру. Вот смотри, у меня есть золотой, сейчас я подброшу его, если выпадет… кстати, что ты хочешь, чтоб выпало, а? – Орёл, – тихо сказал Диего. – Итак, орёл – ты едешь в… Бард замер. – Едешь… скажем… в… «Да говори же!» – почти вслух простонал Эль Драко. – …Лагерь… исправительный лагерь особого режима. Ну, а уж если решка, – Блай широко улыбнулся, обнажив неровные мелкие зубки, – тогда Кастель Милагро. Ну что, согласен? А впрочем, это моя игра, так что… Советник подбросил монету. Время остановилось. Диего, как завороженный, смотрел на золотой кружок, кувыркающийся в воздухе... …Металл звонко брякнул, ударившись о стол. Блай поправил на носу очки, – новые, машинально отметил про себя Диего, уже успели подарить, – и склонился над монетой, почти уткнувшись в неё носом. Поднял голову, вздохнул и сказал: – А ты счастливчик, – и кивнул охране: – Увести его.
Он с сожалением смотрел, как охранник грубо вытолкал Эль Драко за дверь. Какая жалость упускать такой прекрасный экземпляр! Эх, если бы сам господин президент не распорядился насчёт дальнейшей судьбы этого невероятно талантливого и такого же невероятно упрямого барда! Лично приказал – никакого физического воздействия. По крайней мере, пока. Всё ещё надеется приручить… Что ж, посмотрим. В исправительном лагере и не такие ломались. Тем более, что парень до неприличия красив, и будет там нарасхват. Интересно, он сам-то это понимает? А если понимает, какого хрена строит из себя героя? А если лагерь не поможет, президент уже вряд ли станет возражать. И Блай получит себе новую игрушку. Надо признать, характер у парня есть, да ещё какой. Кто бы мог подумать… Даром, что бард. Ишь, как храбро разговаривал, – немногие так осмеливались. Да что там немногие – почти никто. Если удастся его заполучить, это будет действительно интересно.
*** На выходе Диего пошатнулся и едва не упал. На подгибающихся ногах он еле добрался до камеры и рухнул на топчан. «Что значит – счастливчик?» – билась в мозгу навязчивая мысль. Блай так и не озвучил ему свой вердикт.
Неизвестность длилась ещё целые сутки. За это время Диего, как на качелях, тысячу раз то падал в бездну отчаяния и даже начинал думать, что самоубийство – вовсе не такая уж плохая идея, то надежда яркой звездой вспыхивала в сердце. Он окончательно измучился, когда дверь в очередной раз распахнулась. Сил подняться с койки уже не было. Его просто подхватили под руки, проволокли по коридорам и впихнули в тюремную карету. Окошки, забранные толстенными решётками, почти не пропускали свет. Куда его везут? Что ждёт его впереди: мучительная гибель, или всё же есть слабая надежда на спасение?
5. Пересыльная тюрьма, или, как её ещё называли, тюрьма временного содержания, располагалась на самой окраине Арборино. Надолго в ней никто не задерживался – как только набиралось нужное количество человек для этапирования, их тут же отправляли к месту дальнейшего отбывания наказания. И неважно, по каким статьям были осуждены заключённые – очень часто политических ставили в один этап с обычными уголовниками. А то, что дело в итоге может закончиться поножовщиной и даже гибелью одного или нескольких осуждённых, никого не волновало. Одним больше, одним меньше – какая разница? Это уже не люди, а отбросы общества. И плакать по ним никто не станет. Разве что родные, но это в расчёт можно не принимать. читать дальшеТо, что среди заключённых может когда-либо оказаться легенда континента, никому и в страшном сне присниться не могло. Да, их и раньше осуждали. Например, хорошо известный в стране бард Сантьяго поплатился за то, что осмеливался слишком громко критиковать власть. Он был арестован луну назад, и больше о нём никто не слышал. Одни говорили, что его отправили в один из исправительных лагерей, другие – что он сгинул в застенках Кастель Милагро. После этого Амарго пытался уговорить Эль Драко покинуть страну, но его подопечный решительно отказался, хотя не мог не понимать, к чему всё идёт. Ведь после настойчивой просьбы президента Гондрелло переделать гимн и двух бесед с министром изящных искусств глупо было надеяться, что его оставят в покое. И если бы Орландо тогда не загремел по собственной глупости в лагерь, Амарго ни за что не оставил бы Диего без присмотра…
***
– Встать! – рявкнул над головой раздражённый голос охранника, и Эль Драко, мгновенно вынырнув из своих невесёлых мыслей, поднялся на ноги. Кроме него, во двор пересыльной тюрьмы согнали ещё девять человек, и все они вот уже два часа жарились под палящим полуденным солнцем, ожидая отправки к месту заключения. Наконец с формальностями было покончено, и десяток построенных в колонну осуждённых, звеня кандалами, двинулся по пыльной дороге, сопровождаемый четвёркой верховых охранников.
Путь до исправительно-трудового лагеря занял четыре дня. За это время осуждённые здорово обессилели и под конец едва волочили ноги. Помимо скудного пайка, от которого впору было помереть с голоду, продвижению сильно мешали кандалы, но облегчать узникам жизнь никто не собирался. Даже Диего, всегда отличавшийся отменным здоровьем, за время своего пребывания в следственной тюрьме и этих четырёх дней пути до лагеря заметно осунулся и потерял в весе. Серая потрёпанная тюремная роба висела на нём мешком, со щёк исчез здоровый румянец, даже волосы цвета воронова крыла как-то поблёкли, потеряли прежний блеск, и, давно не мытые, висели припорошенными дорожной пылью сосульками. И только в глазах непокорного барда всё так же горел его Огонь, а в душе́ по-прежнему звучала музыка… но некуда, и нечем было её записать. Правда, музыка эта сильно отличалась от той, что он сочинял раньше: теперь в ней появилось немало горьких нот. Да и само выражение глаз тоже изменилось: исчезла беспечная лихая чертовщинка, которую замечали и любили все, кто был знаком с Эль Драко.
*** Исправительно-трудовой лагерь с издевательским названием «Путь к правде», над воротами которого красовалась огромная вывеска с намалёванной надписью «Работа делает свободным» был создан ещё при Небесных Всадниках, и с тех пор его неплохо усовершенствовали. Он занимал довольно большую территорию, обнесённую глухим забором с тремя рядами колючей проволоки наверху, по периметру стояли смотровые вышки, а сам лагерь составляли старые, покосившиеся от времени бараки для заключённых, несколько довольно приличных домов для начальника лагеря, его заместителя, охраны и обслуживающего персонала, а также железорудная шахта, где работали узники. Колонна осуждённых прибыла в лагерь рано утром, когда почти все заключённые толпились во дворе под бдительным присмотром охранников – было время утренней общелагерной поверки перед началом работы. Когда измученных людей в кандалах ввели в ворота, все, как по команде, уставились на них: каждый прибывший в лагерь новый этап был целым событием. Первым делом со всех, тут же во дворе, сняли цепи, и узники, кто скривившись, кто закусив губы, кто тихонько постанывая, принялись осторожно растирать онемевшие, стёртые до крови запястья. А потом Диего почему-то отделили от остальных, которых повели через двор к баракам. Это было странно, и от нехорошего предчувствия у него засосало под ложечкой. Он неуютно поёжился под множеством оценивающих, неприятно ощупывающих взглядов, и услышал, как один из заключённых нарочито громко шепнул другому: – Глянь, какой красавчик! От этих слов ему стало нехорошо, но он не подал вида и, безразлично скользнув взглядом по массе одинаково бритых голов, отвернулся. Скоро и ему придётся расстаться со своими длинными смоляными волосами, и красавчиком его здесь больше никто не назовёт. Во всяком случае, он очень на это надеялся. Его провели к входу в центральное здание, где, по всей видимости, располагалась администрация лагеря. Не иначе, как знаменитым заключённым заинтересовалось начальство. Какая честь, чтоб их!.. При входе в кабинет начальника лагеря пришлось подождать: он был чем-то чрезвычайно занят. Присесть Диего так и не предложили, и он стоял целый час, окружённый бесстрастными охранниками, которых, казалось, ничто не трогало. Наконец дверь открылась, и его ввели в кабинет. – Господин Груэсо, как вы и приказали, особый заключённый доставлен, – браво доложил один из охранников. «Особый? Что значит «особый»? – пронеслось в голове барда. – Блай постарался, не иначе…» – Итак, Диего Алламо дель Кастельмарра, кабальеро Муэрреске, – проговорил сидящий за столом тучный человек в очках. На вид ему можно было дать лет сорок, хотя под глазами залегли заметные тени, а волосы были уже изрядно припорошены сединой. – Двадцать четыре года. Сценический псевдоним – Эль Драко. Всё верно? – Да, – ответил бард, разглядывая начальника исправительного лагеря: как-то совсем не вязался его добродушный облик с этой должностью. – Так вот, запомни: здесь больше нет ни Диего дель Кастельмарра, ни, тем более, Эль Драко. Есть только заключённый номер восемнадцать пятьдесят пять. Ясно? – Да, – так же лаконично повторил бард. Теперь его лишили даже собственного имени. Какое унижение... – Далее, – продолжил Груэсо, вальяжно откинувшись на спинку кресла. – Все приказы у нас выполняются быстро и чётко. Ослушаешься – будешь наказан. Это понятно? – Более чем, – сквозь зубы ответил Диего. Интересно, в чём конкретно эти приказы и наказания заключаются... Открылась дверь, и в кабинет шагнул довольно высокий, почти шесть локтей роста, крепкого телосложения мужчина. – Это мой заместитель, дон Мальвадо, – указал на него начальник. – И каждое его слово для тебя – закон. – Сейчас посмотрим, как ты это усвоил, – ухмыльнулся заместитель и внезапно рявкнул: – Ко мне! Диего вздрогнул и неверяще уставился на него. – Я вам не собака! – Ошибаешься, сопляк. Теперь ты именно моя собака, – новая, ещё более мерзкая ухмылка. – И если я скажу встать на четвереньки и гавкать, встанешь и будешь гавкать, ясно?! Эль Драко упрямо наклонил голову, продолжая исподлобья смотреть на Мальвадо. Вот же ублюдок... – Попытка номер два, – громко объявил тот, явно играя на публику в лице своего начальника и охранников. – Ко мне! Диего закусил губу. Гордость и собственное достоинство боролись в его душе с инстинктом самосохранения. Он прекрасно понимал, что за неповиновение его измордуют и не поморщатся. А избитый, он в первый же день окажется неспособен постоять за себя перед другими заключёнными. Вспомнив ощупывающие его маслянистые взгляды, он с трудом сдержал тошноту и, стиснув зубы, шагнул к заместителю. – Молодец, – похвалил тот, разве что косточку не кинул. – Хороший мальчик. А теперь – живо за охраной, тебе покажут твоё место. С пылающим от унижения лицом Диего повернулся к двери и услышал, как начальник лагеря спросил у своего зама: – Ну? Что думаешь? – Долго не протянет, – равнодушно ответил тот. – С таким-то личиком… Каменные морды охранников дрогнули – разумеется, тоже услышали. Диего разозлился. Да пошли они все на два пальца! Он ни за что не даст себя сломать.
*** Первым делом его, к счастью, одного, погнали в помывочную – большую пристройку во дворе, чуть в стороне от бараков. Велели вымыться как следует и дали чистую полосатую робу. Каким же наслаждением было смыть с себя пот и грязь нескольких дней! Ведь последний раз он мылся только в лазарете следственной тюрьмы. А потом его усадили на табурет и… Когда первая прядь волос упала ему на колени, он сглотнул подступивший к горлу комок и зажмурился, не давая слезам прорваться наружу. Этого от него не дождутся. Эх, дон Рауль! Прав ты был, да толку теперь сожалеть… Он вспомнил разговор, который произошёл между ними луну с небольшим назад. А теперь кажется, будто вечность прошла…
Эль Драко без сил упал в кресло. Концерт, который должен был продолжаться два с половиной часа, длился почти пять. Публика не желала отпускать своего кумира со сцены, после каждой песни кричала «бис!» и неистовствовала: ладони в тот день отбил себе каждый зритель. Диего купался в народной любви и щедро дарил им и свой Огонь, и саму свою душу. И только когда у него совершенно не осталось сил, и даже голос начал подводить, великий бард откланялся и пригласил всех на свой следующий концерт.
Диего глубоко вздохнул, дотянулся до бутылки красного эгинского вина и сделал большой глоток прямо из горлышка. Конечно, пить такое прекрасное вино вот так, из горла, было оскорблением божественному напитку, но ему нужно было прийти в себя и утолить жажду. А уже вечером, в компании друзей и девушек, он сможет как следует им насладиться. Услышав громкий стук в дверь, Эль Драко невольно вздрогнул. Странно, неужели нервишки шалят? Он поставил на место бутылку, поднялся с кресла и, сделав несколько шагов, широко распахнул двери. Несколько секунд с изумлением взирал на посетителя, потом спохватившись, сделал приглашающий жест и сказал: – Прошу вас, дон Рауль.
Высокий худощавый человек неопределённого возраста, с тронутыми сединой волосами и не по-мистралийски синими ясными глазами, шагнул в комнату. Неприметная одежда, плоская шапочка на голове, пыльный дорожный плащ и связка книг подмышкой – всё это говорило, что перед ним алхимик. Конечно, Диего подозревал, что дон Рауль не так прост, как кажется на первый взгляд, но эти подозрения он предпочитал держать при себе. Они впервые познакомились чуть больше полугода назад. Эль Драко в то время жил в Лютеции – городе, наполненном театрами, концертными залами и борделями; городе, который всегда имел лёгкий привкус порока, и в котором великий бард чувствовал себя как рыба в воде. Эль Драко, Плакса и братья Бандерасы распевали весёлые похабные песенки в компании проституток в одном из отелей столицы Галланта, когда громкий стук в дверь заставил их на миг замереть. Хуан Бандерас тотчас подхватился с места и бросился открывать. – О, к нам пожаловал один из твоих поклонников! – крикнул он пьяным голосом, пропуская вперёд высокого синеглазого человека в дорожном плаще. Незнакомец хмуро покосился на шалопая, снял шляпу и сказал: – Приветствую. – Присоединяйтесь к нам, сударь, – Плакса притянул к себе пышногрудую блондинку, освобождая вновь прибывшему место на диване. – Благодарю за приглашение, но вынужден отказаться, – гость смерил Плаксу внимательным взглядом. Даже слишком внимательным. Ученик великого барда невольно поёжился, сузил глаза и весь подобрался. – У меня дело к Эль Драко. Однако я вижу, что пришёл не вовремя. – Что у вас за дело? – бард широко улыбнулся. – Это касается вашего отца. Улыбка тут же исчезла с лица Диего, хмель как рукой сняло. Он опустил на стол стакан, вскочил на ноги и бросил: – Развлекайтесь, ребята! А затем кивнул гостю: – Идёмте. И скрылся в соседней комнате. Незнакомец сбросил плащ и шляпу и проследовал за бардом. Скользнул взглядом по пьяной компании и снова встретился глазами с Плаксой. Тот покусал губы, вызывающе улыбнулся и отсалютовал гостю бокалом.
– Вы что-то знаете об отце? – Эль Драко напряжённо посмотрел на незнакомца. Тот плотно притворил за собой дверь, и только убедившись, что их не подслушают, сказал: – Ну, прежде всего, маэстро, позвольте представиться. Меня зовут дон Рауль, я старинный друг вашего отца, и его собрат по классу. – Насколько я могу судить, вы не маг… – Нет, – дон Рауль тонко улыбнулся. – Я алхимик. И ваш отец, как я знаю, тоже немного занимался алхимией. Даже имел свою лабораторию в родовом замке. – Это так, – кивнул Диего. – Но вы не ответили на вопрос. – Позволите? – не дожидаясь приглашения, дон Рауль опустился в кресло. – К сожалению, я ничего не могу вам сказать о его местонахождении. Я обязан ему жизнью, и сам бы был не прочь узнать, где в настоящий момент находится мэтр Максимильяно… Диего разочарованно вздохнул. – Но… – гость внимательно посмотрел на молодого человека, – …во время последней нашей встречи мэтр Максимильяно очень просил меня разыскать вас, дон Диего, и познакомиться с вами. А также уверить вас, что если вам когда-нибудь понадобится помощь, вы всегда можете на меня рассчитывать. Эль Драко улыбнулся: – Ну что вы, дон Рауль, разве мне может что-то грозить? Я бард, и публика любит меня. Уверяю вас, никто никогда не причинит мне вреда. Но спасибо за предложенную помощь.
Потом они ещё долго говорили об отце, о старых добрых временах, когда в Мистралии было ещё всё в порядке, на троне восседал глава правящей династии, король Ринальдо, а о партиях и переворотах никто и слыхом не слыхивал. А ещё о том, что сейчас на родине, конечно, не такой террор, как при Небесных Всадниках, чтоб им ни дна, ни покрышки, но всё-таки людям дышится вовсе не легко. Но, честно говоря, Эль Драко тогда довольно легкомысленно отнёсся и к самому дону Раулю, и к их разговору.
Прошло несколько дней, а потом к нему явился Плакса. Глянул виноватым взглядом из-под чёлки и сказал, что должен его оставить.
И вот сейчас дон Рауль вновь появился перед бардом. Он озабоченно хмурился и только коротко кивнул в ответ на приветствие. – Присоединитесь? – Эль Драко поднял бутылку. – Нет, спасибо, – алхимик уселся в кресло, сцепил пальцы и мрачно посмотрел на него. – Чем обязан? – Диего невольно передёрнул плечами. – Ты должен немедленно покинуть Мистралию, – сказал дон Рауль без всяких предисловий. – То есть? – Эль Драко даже поперхнулся. – Здесь становится очень, очень опасно. Уезжай, от греха подальше. Эль Драко моргнул и вдруг рассмеялся: – Дон Рауль, ну скажите, что может мне грозить? Я не политик, я не ввязываюсь в эти игры, я певец, композитор – бард. Я дарю людям своё творчество, и они отвечают мне любовью. Слышите, меня все любят и… – Боюсь, что не все, мальчик, – гость сурово сдвинул брови. – Поверь мне, заигрывание с властями очень опасно. Диего резко оборвал смех. – Я не заигрывал с властью! – Я слышал, к тебе обращались с неким предложением? – Да, – он пожал плечами. – Президент просил меня написать им новый гимн. Что я и сделал. – Ты написал для них гимн? – в голосе дона Рауля проскользнула нотка презрения. – А что вас удивило? Правда, президента не устроило, что в моём варианте совсем нет пропаганды и агитации, и он предложил мне переделать. Но я отказался. – Я понял. Вот поэтому тебе и нужно сейчас же уехать. – Это ещё почему? – А ты сам не понимаешь? – дон Рауль вперил в него мрачный взгляд. Эль Драко вспыхнул и вскочил на ноги: – Вы хоть сами-то понимаете, что мне предлагаете? Если я сейчас уеду, обо мне скажут, что я… трус! Неужели вы думаете, что я испугался каких-то пустых угроз? Я не покину родину, и… – Мальчишка! – гость стукнул кулаком по столу и тоже в момент оказался на ногах. Так они и стояли, сверля друг друга яростными взглядами. Первым опомнился более старший. – Диего, послушай меня. Сейчас не время показывать свой характер. В Мистралии становится очень опасно, неужели ты сам не чувствуешь? – Спасибо за заботу, дон Рауль, но я никогда не бегал от опасности. Не собираюсь бежать и сейчас.
Какой же он, всё-таки, был дурак! Не послушался старого друга отца, откровенно послал его, и вот результат. Диего тяжело вздохнул. Не иначе, как у него разум помутился.
– Ну вот и всё, – лагерный цирюльник тщательно вытер полотенцем его голову и утешающе похлопал по ней ладонью. – Не горюй, парень! Главное – выйти отсюда, а волосы – дело наживное. «Главное – выйти отсюда, – эхом отозвалось в мыслях Диего. – И я выйду! Убегу! Во что бы то ни стало!»
Каждый барак был рассчитан на пятьдесят человек. Четыре ряда двухъярусных нар стояли почти впритык один к другому, всего лишь через узкий проход, где двоим разойтись было практически невозможно. В центре барака оставалось довольно широкое свободное пространство, где каждое утро и вечер проводились построения и поверки старшим по бараку. Диего досталось место на нижнем ярусе в самом углу, что, с одной стороны, было не слишком удобно, зато с другой – вполне неплохо, поскольку проход возле его лежанки был всего один. По крайней мере, с двух сторон никто не подойдёт. Он осторожно сел на тонкое шерстяное одеяло – жёстко, но не слишком. – Встать! За мной, – приказал охранник, с любопытством наблюдавший за ним от дверей. Почему они все на него так смотрят? Как будто чего-то ждут. Слёз, истерики?.. Как же – знаменитый бард Эль Драко, известный всему континенту бабник и разгильдяй! И вдруг – такое падение… Каково это – рухнуть с такой высоты? Как ты себя поведёшь? А то ведь сегодня хорохоришься, а завтра… Здесь и не такие на коленях ползали, вымаливая пощаду. Так-то, великий бард… номер 1855. – Здесь у нас столовая, – деловым тоном начал вещать охранник, проводя его по территории. – Это туалет. Душевую ты уже знаешь. Там – железная шахта, с завтрашнего дня начнёшь работать. Пальчики-то ободрать не боишься? Хорошо, у нас не любят белоручек. Хотя по тебе не скажешь. В смысле, что ты не белоручка. Ты хоть когда-нибудь кайло в руках держал? Оно и видно, что ничего тяжелее гитары. Кстати, у нашего начальника шестиструнка есть, бренчит иногда. Ишь, как глаза-то загорелись! Тебе не светит, парень. А впрочем… почему бы и нет? Накатывает на него временами блажь, может, и прикажет тебе спеть. Они тут любят вечеринки закатывать, начальники-то наши. Диего скрипнул зубами, услышав это «прикажет спеть», но невероятным усилием воли заставил себя промолчать. Охранник даже не заметил, как «экскурсант» изменился в лице, и, усмехнувшись, добавил: – А это – наша местная достопримечательность, – он указал на вбитый посреди лагерного двора столб со свисающими с него наручниками. – Разумеется. За первую провинность – пять ударов кнутом, за вторую – десять, за третью – пятнадцать и так далее. Ну и, конечно, карцер имеется. Так что советую вести себя тише воды, ниже травы. Ладно, пока можешь отдохнуть, сейчас все на работе, вечером будет построение на обед, тогда и с Абьесто познакомишься. Он отвечает за порядок в вашем бараке. Диего подумал, что, видимо, экскурсию ему решили устроить в виде исключения. Потому что никого из тех, с кем он шёл по этапу, рядом не было.
Охранник вышел за дверь, оставив Диего в одиночестве. Но ненадолго. Или ему показалось, что ненадолго – потому что когда лежишь на койке и пялишься в потолок, время летит либо слишком медленно, либо слишком быстро. Он вздрогнул, услышав топот. Вскоре барак наполнился узниками, возвратившимися с работы. Люди в одинаковых полосатых робах, с одинаковыми бритыми головами и одинаковым безучастным выражением на лицах выстроились в две шеренги по сторонам широкого прохода. Различались они только разноцветными треугольниками, нашитыми на рукавах, груди и коленях: красными, желтыми, чёрными и лиловыми. – Вста-ать! Тебе что, особое приглашение нужно? – Диего вздрогнул, когда над ухом раздался злобный окрик. Он поднял глаза и встретился взглядом с дюжим детиной в такой же арестантской робе. Только, в отличие от других заключённых, выглядел он вполне упитанно, даже щёки лоснились, волосы были чуть длиннее, чем у других узников, и треугольника на рукаве не было. Вместо него робу украшал зелёный кружок. – Встать! – снова рявкнул детина и замахнулся. Диего понял, что перед ним старший по бараку, решил, что не стоит провоцировать его, и тут же оказался на ногах. – Кто? – коротко спросил Абьесто. – Ди… – он осёкся, скрипнул зубами и сказал: – Номер восемнадцать пятьдесят пять. – Молодец, усвоил, – Абьесто похлопал его по плечу и толкнул в спину со словами: – Встать в строй.
Диего занял место в конце правой шеренги. Сосед покосился на него и тут же отвернулся, вздрогнув от окрика. – Номер четырнадцать восемьдесят семь. – Здесь, – донеслось с дальнего конца шеренги. – Номер восемнадцать тридцать три. – Здесь… – Номер двенадцать пятьдесят восемь…
Поверка казалась бесконечной. Похоже, здесь лишь у одного Абьесто имелось настоящее имя. Все остальные заключённые носили только номера. Безликий номер, а не человек. Наконец поверка завершилась. Все обитатели барака оказались на своих местах. Абьесто махнул рукой и во главе колонны вышел за ворота. В длинном бараке с несколькими рядами дощатых столов уже толпился народ. Заключённые с мисками в руках выстроились в бесконечную очередь, чтобы получить свою порцию похлёбки. Диего оказался почти в самом хвосте этой змеи. Когда до него дошла очередь, его желудок совершенно прилип к спине. Арестант в такой же, как у всех, полосатой робе, черпал из огромного чана какую-то неаппетитного вида баланду, которая и пахла так же отвратительно, как выглядела, и, почти не глядя, брякал её в подставленные миски. Диего протянул свою, скривился, увидев зеленоватую массу с какими-то подозрительными комками, которую здесь гордо именовали обедом, и, не задерживаясь, отправился за стол, где уже вовсю орудовали ложками его товарищи по несчастью.
Он не успел закончить есть, как резкий свист заставил всех сидящих за столами немедленно вскочить на ноги. Обед окончен, а успел ты доесть свою порцию, или нет – это уже твои проблемы. Диего проглотил последнюю ложку и выбрался из-за стола. После обеда Незадолго до отбоя состоялась ещё одна поверка. Такая же долгая и утомительная. Потом Абьесто вызвал вновь прибывших заключённых. Их оказалось четверо. Остальных шестерых распределили по другим баракам. – Это ваши опознавательные метки, – сказал Абьесто, раздавая узникам разноцветные треугольники, и пояснил: – Руководство должно сразу видеть, по какой причине каждый из вас загремел в лагерь. Красные треугольники – значит, ты политический заключённый, жёлтые – уголовник, чёрные – антиобщественный тип, ну, и лиловые достаются всякого рода извращенцам. Это понятно? Не слышу! – Да, – нестройный хор голосов. Диего достались красные. Трое получили жёлтые метки, ещё один, жуткого вида тип с перекошенной рожей и с отрезанным ухом – чёрный. Иголка на всех оказалась одна, и ею сразу завладел безухий. Диего даже не пытался получить её. Он сжал в руке красные тряпицы и ушёл в свой угол. Забрался на нары и отвернулся к стене.
Он вздрогнул и подскочил на месте, когда почувствовал, что кто-то осторожно трогает его за плечо. – И-извините, – заикаясь, проговорил молоденький парнишка, лет семнадцати на вид, не старше. – И-из-звините. В-вы в-в-е-едь м-ма-аэст-т-тро Эль Д-д-драк-ко… – Это я, – кивнул Диего и сел, освобождая мальчишке место. У того на робе красовались такие же красные треугольники. – А меня з-зов-вут Х-хоа-ак-к-ин Б-боске. Диего смерил взглядом тщедушную фигурку парнишки. – Ты-то здесь за что? Хоакин пожал плечами: – Я? За оп-п-пыты. – Не понял, какие опыты? – Н-н-у, х-х-х-имические о-о-п-пыты. Я а-а-алхимик. О-о-опыты с-ставил, а в-в-власт-тям н-н-е понравилось. И в-в-от я здесь, – мальчик снова вздохнул, потом сказал: – Я о-о-очень люблю в-в-ваши п-песни, м-маэстро. О-о-чень. И ещё о-од-дно. В-вам л-лучше пришить т-т-треугольники, а-а-а то утром А-а-аб-б-ьесто б-б-удет очень с-с-ильно з-зол. – Я бы, может быть, и пришил. Но ты же видишь – нечем. Не пальцем же мне шить! – А-а-а, эт-то мы ис-справим, – Хоакин подмигнул Эль Драко и вытащил из-за отворота тюремной робы иглу с намотанной длинной суровой ниткой. – Спасибо, – улыбнулся Диего. Он никогда раньше не держал в руках нитку и иголку, поэтому потрудиться пришлось, как следует. Он исколол пальцы до крови, но справился. Ниток, правда, больше не осталось, но иглу он Боске вернул. Они поговорили ещё немного. Хоакин рассказал о том, что представляет собой этот лагерь, и предупредил Диего, чтобы тот был осторожнее. Больше половины заключённых были уголовниками, осуждёнными по самым разным статьям, и политических не терпели, унижая на каждом шагу, старались сломить, подкарауливали и били, а порой и что ещё похуже. – Похуже? – сузил глаза Диего. – Д-д-да-а-а, – мальчика затрясло, он сглотнул и повторил: – Б-будьте осторож-ж-ны, м-маэстро.
Ну вот. Посмотрел я 3 фильм. Правда, я и в этот раз ещё параллельно и писала, но всё равно нормально посмотрела, а не как в первый раз. Эта серия, мне пожалуй из тех трёх, что я видела понравилась больше всех. Хотя, нет, они все хороши.
Но в этой серии все были неотразимы: и Горацию, и Арчи, и сэр Эдвард, и Герцогиня, которая спойлерсовсем не герцогиня ", и даже испанский начальник тюрьмы. Сейчас я не могу связно мысли свои выразить. Но этот фильм определённо в моём стиле.
Вот новый сериал "Шерлок Холмс" идёт уже... 42 минуты. Мда... Ну вот не могу я проникнуться им. Мне скучно, не интересно и занудно. Только Боярский один и порадовал. и спрашивается, ну и зачем было очередной раз переснимать фильм, если он получился такой пресный и скучный?
upd: ну во-о-от! Сейчас сказали, что в 22.40 - будет нормальный фильм. Тот, который лично я считаю единственной и неповторимой экранизацией с Василием Ливановым и Виталием Соломиным в главных ролях. Это совсем-совсем другое дело )
upd2: вот это я понимаю, вот это настоящий фильм. НАСТОЯЩИЙ Шерлок Холмс ))
My Way Френка Синатры всегда, когда я слышу эту песню, то вижу вечер, ранняя зима, или очень поздняя осень. Снегопад, крупные хлопья. Земля, едва припорошенная этим снегом. Парк. С деревьев облетела не вся листва и снег лежит на этих листьях, на дорожках, на скамейках. И сверкает в жёлтом свете фонарей. И тишина.
Ну вот, посмотрела я первый фильм, верней, почти полтора фильма. Ну что, мне определённо фильм понравился, так же как и главные герои. Горацио Хорнблауэр - такой серьёзный молодой человек. Даже, в какой-то мере зануда. Фильм по антуражу очень напоминает Шарпа, которого я бесконечно люблю, и которого безрезультатно ищу в сети ( Горацио - не такой бесшабашный товарищ, как Ричард Шарп, но не менее отважный, и умный. И, конечно, он очень сильно мне напомнил Джима Кирка. Что совершенно неудивительно, ибо Горацио Хорнблауэер - один из прототипов Кирка и есть.
А капитан Пэльо, о, вот это я понимаю, КАПИТАН!
... Вот, 2/3 второго фильма уже прошли, а Арчи Кеннеди так и не появился вновь...
... Не, Горацио мне нравится всё больше.
Как и сам фильм: с каждым кадром )))
upd: "Один человек погиб, но остальные живы - это цена командования".
Идея этого рассказа целиком и полностью принадлежит Tabiti И мне она (эта идея) очень понравилась.
Фандом: Оксана Панкеева «Хроники странного королевства» Автор: Tabiti Соавтор: Elika Название: Жизнь, сгоревшая в Огне Главные герои: Диего в бытность свою Эль Драко Категория: джен Жанр: психология, ангст, экшен, драма Рейтинг: R Размер: макси Дисклеймер: главные герои принадлежат Оксане Панкеевой Таймлайн: за пять с лишним лет до начала первого романа «Пересекая границы» (приквел) Предупреждение: поскольку достоверных сведений об этом периоде жизни Диего у Панкеевой не слишком много, а те, что есть, сложновато увязать в чёткую хронологию, в приквеле могут быть небольшие нестыковки, иногда даже намеренные. Но главная сюжетная канва чётко соблюдается, иначе и писать бы не стоило. Аннотация: Прошло всего полгода, как молодой, но уже знаменитый на весь континент, бард Эль Драко, узнав о демократических переменах, вернулся в родную Мистралию. Овации публики, всеобщее ликование, любимая девушка... Но вскоре власть начинает "закручивать гайки", и всё счастье великого барда заканчивается в один миг.
Часть 1 Гибель Эль Драко
*** Переделать гимн? И не просите. Как же я от всех от вас устал! Президент велел? Ему скажите, Что он больше всех меня достал!
А к Морелли что не обратитесь? Он Огнём торгует, не моргнув. Ну же, господин министр, не злитесь, Но ничем помочь вам не могу.
Что? Зачем повторно нам встречаться? Президент Гондрелло обязал? Да пошёл он, сволочь, на два пальца! Кажется, я уже всё сказал.
Нет, решение принять несложно. И другой ответ я вам не дам. Пожалею? Что ж, вполне возможно. Но Огонь и в смерти не продам.
1. – Маэстро! Маэстро, можно автограф? Звонкий мальчишеский голос пробился сквозь восторженные крики и аплодисменты толпы. Присев на корточки на краю заваленной цветами сцены, Эль Драко взял протянутые ему блокнот и карандаш. – Маэстро… пожалуйста! Мягко улыбнувшись, молодой бард поставил на чистой странице свой росчерк и вернул блокнот мальчишке, который тут же прижал его к груди: – Спасибо! – Не за что. Как тебя зовут? – Мигель, – застенчиво ответил мальчик. – А это мой брат Рикардо! Он показал на стоящего рядом высокого стройного юношу, взирающего на молодого барда, как на божество. Диего ласково взлохматил тёмные волосы мальчика. Мигель счастливо улыбнулся и бережно убрал блокнот с заветной росписью в карман лёгкой курточки: – Я его всю жизнь хранить буду!
читать дальше– Итак, дамы и господа, на сегодня концерт окончен... – Как раз вовремя, – внезапно раздался грубый голос. Расталкивая толпу, к сцене пробились люди в форме. – Тайная полиция! – испуганно охнул кто-то. Эль Драко слегка изменился в лице и быстро оглянулся на артистов своей труппы, кивком давая понять, чтобы уходили. Пока не поздно. Если ещё не поздно... – Маэстро, – начальник отряда растянул губы в резиновой улыбке. – Рад был послушать ваши песни. Уж простите, цветов не принёс. "Провалитесь вы с цветами или без", – подумал Диего, а вслух спросил: – Что вам нужно? – У нас ордер на ваш арест, – слегка извиняющимся тоном объяснил начальник отряда. – Извольте сдать оружие и следовать за нами. – У меня нет оружия, – сказал знаменитый на весь мир бард, вскинув подбородок. Краем глаза он заметил, что толпа зрителей начала стремительно редеть, но ушли не все – многие всё ещё стояли вокруг открытой сцены, и напряжение так и витало в воздухе. – Позволите проверить? Вот же наглая морда! Эх, врезать бы по ней... Люди вокруг заволновались. Диего поймал испуганный взгляд Мигеля, уцепившегося за руку старшего брата, лицо которого заметно побледнело. Да что же они стоят? Уходить надо, и быстрее! – Проверяйте, – равнодушно бросил он, подняв руки. Кто бы знал, чего стоило ему это равнодушие! – Спускайся, – приказал начальник отряда, переходя на "ты". Всю вежливость с него будто ветром сдуло. – А у вас силёнок не хватит забраться на сцену? – Предпочитаешь, чтобы тебя согнали с неё пинками? – ухмыльнулся один из полицейских, настоящий верзила и почти наверняка голдианец. – Я всегда буду на сцене, – ответил Эль Драко. – Но тебе этого не понять. Начальник отряда поморщился и кивнул полицейским. Двое из них тут же ловко запрыгнули на подмостки и, топча цветы, двинулись к барду. Диего снова бросил взгляд на людей внизу и увидел, как губы Мигеля шевелятся, выговаривая одно-единственное слово: – Беги! Беги! Беги!.. "Не могу, мальчик. Ты не поймёшь. Да и не успеть... А если всё же каким-то чудом уйду, так только до первого патруля..." Один из полицейских небрежно пнул прислонённую к роялю гитару, и она с гулким звуком упала, жалобно зазвенев. Бард вздрогнул, словно этот удар достался ему, но не пошевелился. И ничего не сказал. – Руки подними, – лениво бросил полицейский, убедившись, что задержанный не собирается сопротивляться. Так же лениво обхлопав карманы, он повернулся к начальнику: – Всё чисто. – Так давайте его сюда! – Шагай, – приказал второй полицейский и толкнул барда в спину. – За что вы его арестовываете? – вдруг крикнул звонкий мальчишеский голос. На мгновение все, в том числе и полицейские, остолбенели от неожиданности. "Что же ты делаешь, мальчик? – лихорадочно пронеслось в голове Диего. – А ты, старший, чего ждёшь? Хватай брата и беги отсюда! И не оборачивайся!" Будто услышав отчаянные мысли барда, Рикардо крепко схватил своего младшего за руку и потащил за собой сквозь толпу. Видимо, сочтя ниже своего достоинства преследовать мальчишек, полицейские отвернулись, сделав вид, что ничего не произошло, и двое из них крепко взяли арестованного барда за локти: – Пошли! – Вам обязательно меня тащить? – поморщился Эль Драко. – Я и так никуда не денусь. – А кто тебя знает, – буркнул начальник отряда. – Испаришься, а нам потом так настучат, что мало не покажется! Полицейские настойчиво подтолкнули барда вперёд, и ему ничего не оставалось, как подчиниться. Люди вокруг снова глухо зароптали, но громко протестовать, как это сделал мальчишка, больше никто не осмелился. И Диего был рад этому: допускать кровопролитие и провоцировать новые аресты он не собирался. Не дождутся. Они молча прошли между неохотно расступившимися людьми. Многие из них, взглянув на маэстро, которого только что слушали, затаив дыхание, и которому бурно аплодировали, тут же отводили глаза. Правильно, у них же семьи… родители, мужья, жёны, дети. Не надо вмешиваться, всё равно не поможет, а сколько ещё добавится поломанных судеб... Один, пусть даже гениальный бард, того не стоит. На узкой мощёной улочке ждала крытая полицейская повозка, к которой его и подтолкнули. Он ещё успел оглянуться и увидел, как двое оставшихся на сцене полицейских внимательно осматривают вещи. В груди болезненно кольнуло. «Моя гитара…» Это был не просто инструмент; это была его верная подруга. Она сопровождала его повсюду. С ней он делился радостями и горестями, она не бросала его в трудные минуты, ей он доверял свои самые сокровенные тайны, нежно оглаживал лакированные бока и трепетно ласкал струны… И любимая гитара всегда отвечала ему взаимностью. Она была сделана ещё по заказу отца и подарена им сыну на пятнадцатый день рождения. С тех пор они и не расставались. – Что застыл? Залезай, – буркнул начальник отряда и подтолкнул Диего в спину.
Возница подхлестнул лошадей, и карета с забранным решёткой оконцем скрылась за поворотом одной из главных улиц столицы. Оставшиеся на площади люди, как по сигналу, начали спешно разбегаться в разные стороны: скорей-скорей покинуть эту площадь, которая только что была наполнена радостью и весельем, но внезапно превратилась в тягостное и мрачное место. А солнце, словно с издёвкой, вовсю сияло с бездонного синего неба. Но по домам разбежались не все. Небольшая горстка молодёжи – в основном, студенты консерватории, которые боготворили своего кумира, бросились совсем в другую сторону. Тайная полиция двигалась по центральным улицам Арборино, а юные барды избрали другой путь. Никто из них не сомневался, что Эль Драко повезли в следственную тюрьму. Демократическая весна, объявленная Объединением Всеобщего Благоденствия, как только оно пришло к власти после очередного переворота, закончилась очень быстро. И следственная тюрьма, которую три луны назад обещали разобрать по камушку, вновь до отказа была заполнена диссидентами всех мастей. Самый короткий путь лежал через переулки. Не прошло и получаса, как парни и девчонки выскочили на маленькую площадь, которую венчала серая громада здания тюрьмы. – Они ещё не подъехали, – раздался тонкий девичий голос. – Мы дождёмся и отобьём Эль Драко! – Да как они посмели поднять руку на величайшего барда континента!.. – Надо было ещё на площади вступиться за него! – Они не посмеют!.. Молодёжь распалялась всё больше. Правда, их было не больше десятка, и оружия почти ни у кого не было, но, на худой конец, и скрипки с валторнами, в случае чего, могут послужить оружием.
*** Полицейская карета долго катила по улицам Арборино, гулко бухая колёсами по булыжной мостовой. Каждый удар отзывался болью в сердце, но Диего постарался натянуть на лицо маску равнодушия. Пусть это далось и непросто, но полицейским не увидеть ни его страха, ни отчаяния. В памяти невольно всплыл тот день, несколько лет назад, когда его, ещё семнадцатилетнего мальчишку, студента последнего курса консерватории, по приказу полковника Сан-Барреда, схватили на улице по ложному обвинению и в точно такой же тюремной карете доставили в следственную тюрьму. Тогда он провёл там всего несколько дней, которые показались ему вечностью, и был освобождён благодаря хлопотам мамы. Диего стиснул зубы и мотнул головой, прогоняя непрошеные мысли. Он не хотел это вспоминать. Наконец повозка остановилась. Полицейский распахнул дверцу и прикрикнул: – Вылезай. Или тебе здесь так понравилось? – хохотнул он. Пригнувшись, бард выбрался наружу и огляделся. Прямо перед ним возвышалось ничуть не изменившееся за эти несколько лет мрачное серое здание следственной тюрьмы с крошечными зарешёченными окошками, толстыми стенами и тяжёлыми, окованными железом дверями.
Эль Драко стоял, окружённый полицейскими, а в отдалении топталась горстка студентов. Но вот, несмело, словно преодолевая немыслимое сопротивление, юноши и девушки двинулись к нему. Поняв, что они собираются сделать, молодой бард вскинул руку и крикнул: – Не нужно! Идите домой! Небольшая кучка людей, осмелившихся подумать о сопротивлении, отпрянула, когда на них начали наступать полицейские. – Это будет бессмысленная жертва! Уходите! – снова крикнул Эль Драко. Ребята колебались ещё несколько секунд, потом, как по команде, развернулись и кинулись бежать. Их не преследовали. Сейчас это было не главное. Но начальник отряда отдал короткий приказ своему заместителю, тот кивнул, проверил кобуру с пистолетом и, взяв пару человек, скрылся в соседнем переулке.
Перед тем, как его довольно грубо толкнули в спину, принуждая зайти внутрь, Диего оглянулся. В лицо ударил нестерпимо яркий свет – солнце расплылось в глазах радужным пятном. Что это? Слёзы… Нет! Эль Драко зажмурился, а в следующую секунду оказался в полутёмном тюремном коридоре.
*** На опустевшей площади ветер трепал полуоторванную афишу. Полицейские, перед тем, как уйти, хотели сорвать её с тумбы, но это им не удалось – афиша была приклеена на совесть. На пустой сцене сиротливо скособочились оставленные инструменты. Никто не заметил маленькую одинокую фигуру. Мальчик лет двенадцати, воровато озираясь, пробирался к сцене. Он кутался в тёмный плащ и ёжился, словно от холода, хотя на дворе стояла поздняя весна, и тёплый бриз дул с моря. Мигель оглянулся ещё раз, поплотнее запахнул плащ и взобрался на сцену. Долго искать ему не пришлось. Вот она! Концертная гитара Эль Драко валялась на дощатых подмостках, брошенная полицейскими-варварами. – Не бойся, я тебя не оставлю, – дрогнувшим голосом прошептал мальчик. Он прерывисто выдохнул, скинул плащ и одним движением укутал инструмент, спрятав реликвию от чужих, враждебных взглядов. Оглянувшись ещё раз и никого не увидев, Мигель подбежал к дальнему краю сцены, перевёл дыхание и прыгнул вниз. Струны жалобно тренькнули. Мальчик закусил губу, припустил что есть мочи и через пару минут скрылся из виду. Его почти никто не видел. Почти. Мигель не заметил, как за всеми его манипуляциями настороженно следят внимательные чёрные глаза. Когда мальчик нырнул в переулок, следом ужом скользнул человек – гибкий, худой, в простой тёмной одежде, с неприметным лицом, как две капли похожим на всех мистралийцев сразу. Встретишь в толпе – не узнаешь. Мастер-вор.
*** Когда за ним с грохотом захлопнулась дверь, и Эль Драко остался один, он позволил себе на минуту расслабиться. Оглядел камеру и скривился. «Жилище, достойное великого барда», – с горечью подумал он. Крошечная, четыре с половиной на шесть локтей каморка, в которой кроме узкого топчана, застеленного каким-то тряпьём, больше ничего не было. Холодные каменные стены, на высоте почти семи локтей – малюсенькое зарешеченное окошко, в которое даже свет проникал с трудом. Самый настоящий каменный мешок. Он упал на топчан, ссутулил плечи и обхватил голову руками. Тысячи вопросов роились в голове. Что произошло? За что его арестовали? Это чей-то донос? Кто-то позавидовал его славе? Кто-то хочет через него надавить на мать? Чья-то ревность? Может быть он, сам того не ведая, кому-то перешёл дорогу? А может быть… сердце бешено заколотилось, внезапно нашёлся отец, и кто-то решил использовать его как наживку?.. Ни на один из вопросов он не нашёл ответа. Потому что на допрос его никто не вызвал. Диего думал, что его приведут к следователю немедленно, ну, может быть, через пару часов… Но прошёл день, (он понял это, когда солнечный свет в оконце окончательно померк и его камера превратилась в темницу в полном смысле этого слова), – и никого. Устав ждать, он растянулся на своём топчане и закрыл глаза. Только сон не шёл. Снова и снова он переживал события сегодняшнего дня – оглушительный успех на концерте, овации. И сразу вслед за тем – арест и эта тюрьма. Утро не принесло облегчения. Он вздрогнул, когда дверь с лязгом отворилась. Но это оказался всего лишь тюремщик, который принёс жестяную кружку и миску. Эль Драко исследовал содержимое миски и скривился – какая-то баланда. К тому же ложка арестантам явно не полагалась. Он отхлебнул тепловатой воды с каким-то неприятным привкусом и удивился, откуда в Арборино болото, когда здесь и река пересыхала ближе к концу лета. Но жажда оказалась сильнее отвращения, поэтому он допил до конца. А вот серую липкую массу съесть не решился.
И на завтра повторилось то же. А на третий день Диего подумал, что баланда вовсе не так уж плохо выглядит. А то на одной воде он очень скоро протянет ноги.
А ещё через два дня, когда бард уже начал тихо сходить с ума в этом каменном мешке, за ним, наконец, пришли.
Двое дюжих охранников, позвякивая увесистыми связками ключей, ввалились в камеру. Оба были похожи друг на друга, словно братья-близнецы: с одинаковыми квадратными затылками, бычьими шеями, пудовыми кулаками и вечной скукой в глазах. – Пошли, – уронил один из них. Эль Драко молча поднялся и вышел из камеры. Длинные тёмные коридоры с бесконечными рядами дверей заставили сердце болезненно сжаться. Путь показался ему таким же бесконечным. Он признался себе, что малодушно желает, чтобы он подольше не кончался.
– Лицом к стене, – грубый окрик привёл его в себя. А в следующую секунду он оказался лицом к лицу со следователем. Самый обычный человек с каким-то домашним лицом, в холщёвых нарукавниках, словно какой-нибудь бухгалтер. На столе дымилась чашка кофе. Эль Драко уловил божественный аромат и молча проглотил слюну. – Присаживайтесь, маэстро, – сказал следователь тихим, тоже каким–то домашним, голосом. Эль Драко опустился на шаткий трёхногий табурет, который стоял чуть в отдалении от большого казённого стола. – Ну что? – задал следователь совершенно нелепый вопрос. – Что? – бард в недоумении посмотрел на служителя закона. – Я вижу, с вами обошлись не очень хорошо… Совсем нехорошо, – следователь покачал головой. – Я… не понял, за что меня арестовали, – голос предательски дрогнул. – Ну что вы, я думаю, это недоразумение вскоре разрешится, – следователь мелко захихикал. – Видите ли, в чём дело… – он сунул нос в толстую книгу, что-то там поискал, потом снова поднял глаза на Эль Драко и добродушно улыбнулся: – Помните, луну назад к вам обращались с предложением написать новый гимн... – Я, мне помнится, написал его и вручил… маэстро Морелли, – Эль Драко едва не поперхнулся именем старого засранца – придворного барда, который умел найти себе тёпленькое местечко при любой власти. Глазки следователя маслянисто блеснули. – Кхм… Но вы, наверное, забыли, что после этого наш уважаемый министр изящных искусств лично просил вас переписать гимн? Руководство посчитало, что ваш вариант получился не слишком патриотичным. И руководящая роль партии в нём не прослеживается. Словом, ваш текст никуда не годится. Музыка также не столь монументальна и величественна, каковой следует быть главной мелодии страны. Поэтому было принято решение переделать ваше творение, так сказать, усилить и углубить… – Я помню, – резко перебил Диего. Как только следователь упомянул гимн, он понял, в чём истинная причина его ареста. Но легче ему от этого не стало. – А также я помню, что вскоре после этого Карлос уволил меня из театра! – А чему вы удивляетесь? – развёл руками следователь. – Раз у вас такая хорошая память, значит, вы помните и то, в каком тоне разговаривали с уважаемым министром и какими именно словами ответили на переданное им для вас пожелание господина президента! Эль Драко медленно выдохнул, стараясь взять себя в руки. Вот ведь влип… – Но теперь у вас появилась прекрасная возможность реабилитироваться и доказать свою лояльность власти, – продолжал следователь, словно не замечая состояния барда. – Наш президент, господин Гондрелло, посчитал своим долгом даровать Мистралии новый высокопатриотический гимн. Он сам, лично, написал великолепные стихи. И теперь правительство вновь обращается к вам, дон Диего, с просьбой положить эти великие стихи на музыку – монументальную и не менее великую, и тогда у нашей благословенной Мистралии будет самый лучший, самый великий гимн! – следователь раскраснелся, мышиные глазки заблестели, даже редкие волосёнки встали дыбом. Он вытащил из тетради лист желтоватой гербовой бумаги и дрожащей рукой протянул его барду. Подумав про себя, что следователь явно переборщил с эпитетом «великий», Эль Драко взял из его рук листок, прочитал первые строки, нахмурился, прочитал ещё одну строфу и вдруг позеленел, едва сдержав острый приступ тошноты. – В-вы издеваетесь надо мной?! – дрогнувшим от еле сдерживаемой ярости голосом выдохнул он. – Ч-что? – следователь резко перестал улыбаться и покраснел, кажется, ещё больше. – Эт-то стихи?! Эт-то вы назвали стихами?!! Это позорище, которое он написал в свою честь? Да как у вас только язык повернулся предложить мне написать на эту мерзость музыку?! Убил бы за такую песенку! Задушил бы своими руками! За такие стихи вообще надо на месте расстреливать! И это вы назвали государственным гимном?!!! – вскочив с табурета, Эль Драко перегнулся через стол, и, потрясая перед носом следователя скомканным листком, орал во всю силу своих лёгких. Лицо у следователя стало не просто красным – багровым с каким-то синюшным оттенком. Потом пошло пятнами. Он беспомощно открывал рот, как вытащенная на берег рыба, а глаза, кажется, готовы были выскочить из орбит. Гневную тираду перебили ворвавшиеся в кабинет охранники. Они с двух сторон подскочили к Эль Драко, заломили ему руки и бросили на колени. Бард пришёл в себя только когда его лоб с треском врезался в каменные плиты пола. – Уведите его, – хрипло выдавил следователь, потом уже спокойно добавил: – Значит, ты по-прежнему отказываешься сотрудничать. Смотри, не пожалей. Последний шанс… – Пошёл ты… И ты, и твой засранец-президент, – вскинув голову, Диего плюнул под ноги следователю. Он метил в лицо, но не достал. – В камеру его. Теперь с ним будут разговаривать по-другому.
*** От мощного толчка в спину, Диего влетел в свою темницу, не удержался на ногах и, упав, ткнулся лицом в жёсткие доски топчана. Медленно поднялся на ноги, вытер кровь с разбитой губы и уселся прямо на пол. Он прислонился затылком к холодным, мокрым камням и утомлённо закрыл глаза. Горькое сожаление и отчаяние затопили душу. «Наивный дурак. Развесил уши и поверил, что всё хорошо, что всё закончилось, и страна обрела свободу», – он горько усмехнулся. Это были даже не мысли – ощущения. От глухой тоски хотелось завыть, и только гордость заставляла его стискивать зубы и молчать. Овации публики, всеобщее ликование, в котором он купался, бьющее через край вдохновение и радость, которую он щедро дарил слушателям – всё это было у него и за границей. Но одно дело – на чужбине, и совсем другое – на родине. Он не мог не вернуться. Узнав о демократических переменах, объявленных пришедшим к власти Объединением Всеобщего Благоденствия, он тут же бросился в Мистралию, которую покинул в семнадцать лет. И был абсолютно счастлив, когда мистралийская публика рукоплескала своему кумиру и носила его на руках. Это продолжалось целых полгода. Но вскоре власть начала «закручивать гайки». Демократия, громко провозглашённая с высокой трибуны, как всегда, оказалась просто красивым фантиком. Не прошло и трёх лун, как её сменила военная диктатура. А настоящие барды при таком строе не живут. Они либо прогибаются под власть и перестают быть бардами, либо... умирают. И в большинстве случаев не своей смертью. Перед глазами плавали радужные круги, которые внезапно сложились в ясную картину.
… Он ворвался в комнату, сверкая белозубой улыбкой, с разбегу подхватил на руки маму и закружил её по комнате. – Диего, что случилось? – Аллама засмеялась и взъерошила ему волосы. – Мама, мамочка! Я могу вернуться. Ты понимаешь – они зовут меня. Я снова пройду по улицам Арборино, вдохну воздух родной Мистралии. Мама, это такое счастье, – его радость фонтаном хлынула во все стороны, затопив всё кругом. Он увидел в распахнутые двери гостиничного номера, который снимала великая актриса Аллама Фуэнтес, как заливисто рассмеялась молоденькая девушка, проходившая в этот момент по коридору и попавшая под волну его эманации. А вот на маму, похоже, его хорошее настроение не подействовало. Она внезапно и очень резко побледнела и крикнула: – Нет! Диего, даже не думай об этом! – Почему? – он опешил и медленно опустил её на пол. Аллама сделал несколько шагов, плотно притворила двери и прижалась к ним спиной, словно пытаясь защитить сына, не выпустить его наружу. – Мама… – он растерянно поморгал. Аллама подняла на него нечеловеческие огромные глаза, в которых застыл ужас. – Мама… – радость испарилась без следа. – Диего, я прошу. Я умоляю тебя, не езди в Мистралию. – Мам, поверь мне, там победила демократия. Теперь у власти Объединение Всеобщего Благоденствия. – Но… – Мама, – он постарался говорить как можно убедительнее, проникновенно глядя в глаза Алламе, – мне написал сам маэстро Карлос. Понимаешь? Он предложил мне работать в его театре. – Сам маэстро Карлос? – Да! – Труппа едет с тобой? – Братья Бандерасы поедут и Вентура с Харизой. – А… Плакса? Он помрачнел. Его первый и единственный ученик, который прибился к его труппе пару лет назад, поразив его до глубины души при первом знакомстве, и в котором он впоследствии едва не разочаровался, уличив в плагиате, и как следует отходил за это по спине пюпитром, четыре дня назад заявил, что уходит. Без объяснения причин. Он просто пришёл к нему, присел рядом, опустив глаза, улыбнулся своей фирменной застенчивой улыбкой и сказал: «Извини, Эль Драко, но я должен покинуть тебя. Знай, что ты всегда останешься для меня кумиром и моим наставником, но я должен идти. И, пожалуйста, не расспрашивай меня о том, почему я это делаю», – он тяжело вздохнул, виновато глянул на него из-под длинной чёлки и снова уставился в пол. Диего тогда обиделся жутко, но… лишь на один миг. Обиду сменила тихая грусть, и он кивнул, отпуская ученика. В конце концов, недавно к нему вернулась Сила. Возможно, Плакса решил завязать с карьерой великого барда и податься в маги, тем более что его Огонь был не такой уж сильный. – Диего, Плакса поедет с тобой? – снова спросила Аллама, заломив брови и всё ещё прижимаясь спиной к дверям. Он вздохнул и покачал головой: – Плакса меня оставил. – Оставил? Почему? Эль Драко пожал плечами и уселся в кресло: – Наверное, у него были на то свои причины. Он не захотел рассказывать, а я не стал расспрашивать. Я полагаю, что будь это возможно, он открылся бы мне. Мама, неужели ты думаешь, что этот разгильдяй может быть мне чем-то полезен? Аллама нахмурилась, покачала головой и отошла, наконец, от двери. – Плакса очень славный мальчик, – она мечтательно улыбнулась и грациозно опустилась в соседнее кресло. – Мама, только не говори мне, что ты… с ним!.. – он уставился на мать в полном шоке. Аллама погасила улыбку и покачала головой: – Мы сейчас говорим не обо мне и Плаксе. Диего, я всё же прошу тебя, отмени свою поездку, – её глаза вновь наполнились слезами. Он вскочил с кресла и, упав рядом с нею на колени, обхватил её за талию и спрятал голову на её груди. – Мистралия теперь свободна. Я хочу поехать. Хочу вернуться домой. Мамочка, ну почему ты так боишься? – Я потеряла Максимильяно. И я очень боюсь потерять тебя… – прошептала она едва слышно.
Он не послушался. Не поверил материнскому сердцу. Восторженный глупец. Он, как и многие барды, жил легко и думал, что так будет продолжаться всегда. И вот всё закончилось в один миг. Диего передёрнуло от отвращения. – Мама, ну почему, я не прислушался к тебе, – простонал он одними губами.
*** 2.
На следующие три дня его оставили в покое. То ли всё же дали ещё время как следует подумать, то ли тщательно подбирали дознавателя, который бы работал с ним дальше. Как бы то ни было, за все эти трое суток Эль Драко видел только одну и ту же скучную физиономию уже знакомого тюремщика, который приносил ему вонючую баланду. Из головы не выходили последние слова следователя, брошенные перед тем, как непокорного барда вытащили в коридор: «Теперь с ним будут разговаривать по-другому». читать дальшеНе нужно было особого ума, чтобы понять, что это значит. Диего и представить себе не мог такого поворота событий. А стоило бы. Первый тревожный звоночек прозвучал ещё тогда, почти луну назад, когда к нему вежливо обратились с просьбой написать гимн. А когда он передал маэстро Морелли готовое творение, в которое, как всегда, вложил душу, так же вежливо намекнули, что неплохо было бы переделать. Но он отказался, несмотря на навязчивую настойчивость министра изящных искусств, который от имени президента дважды вызывал его для беседы. И, казалось, его оставили в покое. Целых две недели казалось. Но потом его друг маэстро Карлос, гениальный режиссёр, в театре которого он пел, дал ему расчёт. Это внезапное увольнение было следующим тревожным звоночком, к которому он тоже не прислушался. И вот во что это в итоге вылилось. Он никак не ожидал, что его могут арестовать всего лишь за отказ переписать гимн. Правда, слова он при этом употребил действительно крепкие. Но плясать под их дудку, насилуя себя, а теперь - так тем более, писать музыку на это... эти... Никогда! Да у него и не получится. Огнём нельзя торговать, иначе он угаснет. Стать лизоблюдом – значит, перестать быть бардом. Перестать быть собой. А стать таким, как маэстро Морелли... Лучше умереть.
Утром четвёртого после допроса дня тяжёлая железная дверь камеры лязгнула особенно громко. Лежащий на жёстком топчане Эль Драко тотчас же поднялся и вскинул голову. «Завтрак» приносили недавно, значит... Но кто бы ни пришёл, уйдёт он ни с чем. Это Диего для себя решил твёрдо. Через порог шагнули те же два охранника, с которыми он уже имел «счастье» познакомиться, а за ними – высокий мускулистый человек в чёрном. Физиономия его напоминала скорее каменную маску, чем живое человеческое лицо. Охранники встали по обеим сторонам двери, а громила в чёрном остановился перед Эль Драко, скрестив на мощной груди волосатые руки с закатанными по локоть рукавами. Бард молча смотрел на него. Первым начинать разговор он не собирался. Наконец «гость» прервал затянувшееся молчание: – Маэстро, – отвесил он издевательский поклон. – Меня зовут Боер. Я следователь по особо важным делам, и с этого момента веду ваше дело. – Как приятно, что оно особо важное, – с не меньшей издёвкой отозвался Эль Драко. – Вам больше заняться нечем? Развели бардак в стране! По улицам средь бела дня бандиты разгуливают, а вас волнует бард, который отказывается писать ВЕЛИКИЙ гимн на слова ВЕЛИКОГО президента! В последнюю фразу он вложил столько сарказма, сколько смог, скопировав восторженную речь предыдущего дознавателя с обилием слова «великий». Неподвижная морда следователя внезапно исказилась хищной ухмылкой, в стеклянных глазах мелькнуло какое–то выражение, а в следующую секунду он без предупреждения выбросил вперёд кулак. От внезапного удара в живот перехватило дыхание. Диего рухнул на колени, хватая ртом воздух. Новый удар, на этот раз окованного железом тяжёлого башмака, заставил его скорчиться на полу. От дикой боли скрутило внутренности. А потом он перестал воспринимать реальность. Удары методично сыпались один за другим. Эль Драко постарался сжаться в комок, чтобы защитить хотя бы живот, и прикрыть руками голову, но от этого было мало толку. Внезапно всё закончилось. Диего с трудом приподнялся, часто моргая, чтобы хоть немного разогнать застлавшую глаза пелену, и встретился взглядом со следователем, чьи совершенно пустые глаза по-прежнему ничего не выражали. – Достаточно на сегодня? – поинтересовался Боер. – Д-да, – ответ вырвался помимо воли. Следователь удовлетворённо кивнул и вышел вон. Охранники молча последовали за ним. Диего вздрогнул, когда дверь с грохотом захлопнулась. Он полежал немного, приходя в себя, потом добрался до топчана и без сил рухнул на жёсткие доски. Во всём теле пульсировала боль. В голове стоял гул, словно там кто-то безостановочно молотил кузнечным молотом по наковальне. Мысли роились встревоженным ульем, беспорядочно перескакивая с одного на другое. Он не понимал, какова была цель этого «следователя по особо важным делам», который не задал ему ни одного вопроса. Что это было: просто демонстрация силы, или желание сломать, склонить его таким способом к тому, чтобы он переделал этот грёбаный гимн? Зря стараются. Пусть хоть убивают, а покориться не заставят! Диего стиснул зубы и заставил себя приподняться. И тут же понял, какая это была плохая идея. Мир вокруг завертелся с бешеной скоростью, и бард вновь уткнулся лицом в грязное тряпьё топчана. С трудом подавив приступ тошноты, он перевернулся на спину и закрыл глаза. Чего бы от него ни требовали, они этого не добьются, твёрдо решил он.
Боер появился снова на следующий день. Вчерашний сценарий повторился практически без изменений. Следователь мариновал его около получаса, потом молча развернулся и вышел. И на третий день было то же самое. Ни одного вопроса, ничего. Громила теперь даже не разговаривал с заключённым. Он входил и просто бил его. Планомерно и методично. Когда ещё через день лязгнула дверь, Эль Драко вздрогнул и вжался в стену. Но это оказался всего лишь тюремщик, который принёс еду. Арестант поднял чашку дрожащими руками и жадно принялся глотать тёплую затхлую воду. И вдруг его затрясло. От отвращения к самому себе тошнота подкатила к горлу. Он ведёт себя как слизняк какой-то! Испугался обычного уголовника, который только и может, что морду хорошо бить. А ещё мужчина, называется! Ведь он даже не пытался защищаться, не пытался ударить в ответ. Покорно ждёт своего палача, как телок на заклании! Пусть этот ублюдок только попробует ещё раз поднять на него руку, тогда увидит, что он вовсе не безропотная жертва. Диего зло рассмеялся.
Однако Боер не пришёл. И на следующий день его не было. Эль Драко поймал себя на мысли, что ждёт палача с каким-то болезненным нетерпением. Он выругался, вспомнив самые заковыристые словечки из лексикона пропавшего без вести отца, и постарался взять себя в руки. И это ему блестяще удалось. Ровно на десять минут. Потом он стиснул кулаки и снова принялся расхаживать по своей темнице.
Его нетерпение (ибо о терпении речь вообще не шла) было вознаграждено на третий день. Когда за дверью раздались шаги, Диего вскочил с топчана и внутренне подобрался. Звякнул ключ в замке. Бард сжал кулаки и приготовился. Распахнулась дверь, палач сделал два шага. И тогда Диего прыгнул. Он ударил коротко, без замаха. Боер не ожидал атаки и не уклонился. Кулак с громким чавканьем врезался в лицо громилы. Брызнула кровь. Не медля, Диего размахнулся и ударил ещё раз. Но первая оторопь прошла – теперь палач был готов. Он перехватил руку барда и крутанул, что есть силы. Диего непроизвольно вскрикнул, но тут же прикусил язык. …Тёмная неконтролируемая ярость поднялась откуда-то со дна души и затопила его с головой. Мощная волна эманации захлестнула крошечное пространство…
Что было дальше, Эль Драко не помнил.
Сперва были темнота и тишина. Потом появились какие-то багровые пятна перед глазами. А потом вернулись ощущения и слух. Уж лучше бы не возвращались. Он лежал на чём-то очень жёстком, мокрый с головы до ног, как мышонок, а ещё ему казалось, что всё его тело – один сплошной нерв, который кто-то старательно наматывает на раскалённый стержень. Каждая клеточка вопила от этой дикой боли. Но он только стиснул зубы, чтобы самому не проронить ни звука. Диего чуть вздрогнул, когда его вновь окатили ледяной водой, но по-прежнему остался неподвижен – не было сил. А потом он различил слова: – Ты рехнулся, ублюдок?! Его не убивать нужно было, а сломить, сделать ручным и послушным! – чей-то хриплый, прокуренный голос сорвался на визг. – Что я теперь боссу скажу?! Мразь! Чавкающий хруст, и только мычание в ответ. Эль Драко с удовлетворением узнал в этом мычании голос «следователя по особо важным делам». Он бы торжествующе улыбнулся, но разбитые губы не повиновались, даже глаза было больно открывать. – Увести его! – тот же хриплый голос. Забухали шаги, раздался звук, как будто волокли что-то тяжёлое. – Идиот, – обладатель хриплого голоса смачно сплюнул, потом кого-то спросил: – Ну как он? Очухался? Диего понял, что говорят о нём, и решил, что пока не стоит показывать, что он пришёл в себя. – Вроде, нет, – ещё один голос. Потом он почувствовал, как его подхватили под руки и куда-то поволокли. Голова безвольно болталась, и к горлу опять подкатила тошнота, которую ему удалось сдержать только невероятным усилием воли. А потом, через бесконечно-долгое время, его бросили на койку, и всё тот же голос произнёс: – Пусть тюремный врач его осмотрит.
Эль Драко с облегчением выдохнул и расслабился. Передышка. Ну что ж. Он воспользуется ею, а там видно будет. Он всё-таки улыбнулся: Боер получил по заслугам, и это его несказанно радовало.
*** Товарищ Амарго, один из руководителей партии Реставрации, устало откинулся на спинку кресла и впервые за восемнадцать дней позволил себе расслабиться. Три часа назад успешно завершилась спасательная операция, которая вероятно стоила ему пары лет жизни, и, несомненно, добавила седых волос, которые, кстати, и без того уже изрядно отливали серебром. Амарго покосился в угол небольшой комнатки. В ней помещались только стол, кресло, в котором он сейчас сидел, и узкая кровать. А на кровати мирно посапывал человек, доставивший ему столько беспокойства, что хватило бы на десять жизней. Молоденький чернявый парнишка, не открывая глаз, откинул во сне длинную чёлку и перевернулся на бок. Длинные, как у девушки, ресницы затрепетали, смазливое лицо болезненно сморщилось, сквозь сомкнутые губы раздался тихий стон. Амарго выбросило из кресла. Он подскочил к кровати и озабоченно склонился над спящим. Прислушался к хриплому дыханию, тронул чуть влажный горячий лоб… Ничего экстраординарного: сильное переутомление и стресс. Зато теперь можно доложить шефу об успехе операции. Здесь, в маленькой каморке, под самой крышей неприметного дома на самой окраине Арборино, спала сейчас последняя надежда истерзанной страны – последний уцелевший отпрыск королевского дома Мистралии, когда-то четвёртый, а сейчас единственный, наследник престола – принц Орландо. Правда, этим именем его уже лет тринадцать никто не называл, с того самого рокового толчка в спину на главной башне Кастель Коронадо, после которого юный принц чудом остался в живых, отделавшись только переломанными ногами. Ну, за что ему такое несчастье? Четыре с половиной года назад шеф вытащил его, верней, то, что от него осталось, из Кастель Милагро, и в обмен на возможность вновь почувствовать себя человеком и жить нормальной жизнью, попросил о небольшой услуге. Товарищ Амарго (которого в то время ещё звали Мануэль дель Фуэго), и не предполагал, сколько нервов и сил это у него отнимет. А ведь на первый взгляд всё выглядело невинно. Шеф попросил всего лишь присмотреть за двумя юнцами, один из которых был его любимым воспитанником, а второй – ещё более любимым сыном. Простое поручение, как же! И если то, где находится и чем занимается великий бард Эль Драко, было известно, наверное, каждому жителю континента, то вот юного принца нужно было ещё сначала найти. И когда поисковая операция успешно завершилась, и Орландо обнаружился не где-нибудь, а именно в труппе Эль Драко, Амарго пришлось приложить максимум усилий, чтобы убедить принца довериться ему. Более того, несмотря на то, что со стороны Орландо производил впечатление наивного дурачка, на самом деле это был страшный человек, обладающий невероятной властью над людьми – управляемый эмпат, который за годы, проведённые в полиарге, а потом после того, как потерял Силу, развил свой Дар и довёл его до совершенства. Шефу пришлось полностью раскрыться перед ним, потому что Орландо было совершенно невозможно обмануть. Незадачливый ученик великого барда, Плакса, долго разговаривал с Эль Драко, проникновенно глядя тому в глаза. Амарго был свидетелем той их беседы, наблюдая из-за занавески. И радуясь про себя тому, что он в экранирующем амулете. Шеф предупредил его о магических способностях воспитанника, поэтому Амарго был готов. А вот Эль Драко был совсем не готов к такому мощному эмпатическому воздействию. Он-то, в отличие от Орландо, был стихийным эмпатом и тягаться с ним не мог. Всего за пару минут возмущение и обвинения в предательстве сменились тихой грустью. Диего пожал Плаксе руку и пожелал удачи на новом поприще… Каким бы это самое поприще ни было. И вот, когда казалось, что принц понял всю серьёзность ситуации, согласился возглавить партию Реставрации и стать знаменем Сопротивления, демон же его дёрнул явиться в кабак и устроить там пьяный дебош. Как будто он сам не знает, что после того, как к нему вернулась Сила, ему нельзя ни капли брать в рот. И в этом кабаке его благополучно арестовала тайная полиция. Хорошо хоть никто не догадался о том, кто на самом деле этот безумный, пьяный и очень молодой маг, подпаливший занавески и разнёсший вдребезги половину винного запаса. После ареста Орландо загремел в лагерь. Его даже не судили. Зачем? Преступление наблюдали несколько десятков человек, вина доказана – а это прямая дорога в исправительный лагерь. Амарго тогда возблагодарил за это всех богов, потому что вытащить его оттуда было гораздо легче, чем из следственной тюрьмы. В том лагере у лидера Сопротивления были свои люди. Хотя потрудиться Амарго пришлось изрядно. Просто так система своих жертв не отпускала. А тем временем второй его подопечный, Эль Драко, за каким-то хреном явился из-за границы сюда, в Мистралию. Как же – Родина, восторженные соотечественники, да ещё и приглашение от самого маэстро Карлоса петь в его знаменитом театре! Но, пока, кажется, с ним всё было в порядке, и Амарго на время оставил его без присмотра, полностью сосредоточившись на вытаскивании из неприятностей Орландо. Спасательная операция прошла с блеском. Без сучка и задоринки, если не считать смертельно уставшего товарища Амарго. И вот теперь будущий король Мистралии, Орландо II, если, конечно, им удастся победить, и принц завоюет себе королевство, мирно спал в этой неприметной комнатке. Теперь оставалось самое простое – переправить его за границу, хотя бы на некоторое время, пока тайная полиция не потеряет его след. Заодно не мешало бы и Эль Драко вытащить из страны. Нечего ему здесь делать. Объединение Всеобщего Благоденствия луну назад окончательно сбросило маску, перестало играть в демократию и с такой силой начало закручивать гайки, что кости затрещали не только у лидеров Сопротивления. Не хватало ещё, чтобы и с Диего что-нибудь случилось.
Амарго снова тяжело вздохнул и вздрогнул, услышав тихий стук в дверь. Условный сигнал – значит, кто-то из своих. Он поднялся на ноги, сделал два шага и распахнул двери. На пороге стоял человек, с головы до ног закутанный в тёмный плащ, в руках он держал какой-то большой продолговатый предмет, упакованный с той же тщательностью, что и хозяин. Амарго отступил в сторону, пропуская гостя, и произнёс: – Здравствуй, Рико. Тот лишь кинул в ответ, молча подошёл к столу и водрузил на него свою ношу. Свёрток жалобно тренькнул. – Эль Драко арестован, – уронил Рико. Амарго отшатнулся как от пощёчины, синие глаза кинжалами вонзились в смуглое лицо молодого вора. Он резко выдохнул и взял себя в руки: – Когда? – Пять дней назад. Я не мог раньше прийти, – Рико кивнул на стол и пояснил: – Это его концертная гитара. – Ясно. Амарго медленно опустился в кресло и обхватил голову руками. И что он теперь скажет шефу? В мозгу некстати проскользнула упрямая мысль, посещавшая его время от времени с завидным постоянством: пусть шеф говорит всё, что угодно, но эти два паршивца, Орландо и Диего, точно братья! Даже в неприятности вляпываются всегда одновременно! Мысли отчаянно заработали: пожалуй, не стоит пока ничего говорить шефу, а Диего он вытащит, используя свои каналы. Амарго оглянулся, бросил взгляд на спящего принца. Придётся доверить организацию переправки Орландо за границу другим людям, а сам он будет заниматься спасением второго своего подопечного. «Ох, шеф! Спасибо тебе большое за то, что повесил мне на шею этих двух разгильдяев!»
*** Прошла неделя, четыре дня из которой Диего провёл в лазарете следственной тюрьмы. За всё это время к нему не приходил никто, кроме пожилого тюремного врача и охранника, дважды в день приносившего еду. К радости барда, больничный паёк оказался чуть разнообразнее, чем баланда, от которой его уже тошнило, и ему удалось немного поправить силы. Четыре дня спустя Диего, подлечив, вернули в камеру, но и тогда его никто не трогал. А ещё через три дня его вызвали на новый допрос. В том же кабинете, в кресле за массивным столом сидел тот же следователь. А перед ним на столе лежал уже знакомый желтоватый лист с гербовой печатью. Написанные президентом Гондрелло стихи. Вернее, так называемые стихи. И теперь ему нужен был самый лучший бард, чтобы положить их на музыку. Но, к великой досаде президента, не так представлял себе Эль Драко Государственный гимн своей страны. Совсем не так. – Присаживайтесь, – следователь снова был сама любезность. – Может быть, кофе?.. Ох, какой соблазн... Особенно после той тюремной баланды, которую Диего приходилось есть, чтобы окончательно не протянуть ноги. Отказаться? А впрочем, какого хрена? Почему он должен отказываться? Чашка кофе его ни к чему не обязывает. – Да, спасибо. Следователь собственноручно налил ему из кофейника только что сваренного горячего ароматного напитка и поставил на край стола: – Прошу вас. Диего взял чашку, стараясь, чтобы не дрожали руки, и, прикрыв глаза, с наслаждением сделал первый глоток. – Итак, – начал следователь, когда бард с чашкой в руках снова опустился на табурет. – Мы дали вам время подумать. Каков будет ваш окончательный ответ? Вот как, дали подумать... А чтобы лучше думалось, присылали Боера. Стимулировать мозговую деятельность, так сказать. Диего невесело усмехнулся и залпом допил кофе. – Вы очень любезны. Но я должен отказаться. – Кому "должен"? – натужно хохотнул следователь. Эль Драко встал, аккуратно поставил пустую чашку на край стола и прямо посмотрел ему в глаза: – Себе. – Ты хоть понимаешь, мальчик, что тебя ждёт? – тихо спросил следователь. Диего внутренне содрогнулся, но его взгляд остался твёрдым. – Что бы ни ждало, я не продам свой Огонь за так называемую "свободу". Думаете, вы мне именно её предлагаете? Как бы ни так! Это не свобода, это рабство. А птица в клетке не поёт. И сколько бы раз вы меня ни спрашивали, другого ответа я не дам. – Не будь так уверен, мальчик, – покачал головой следователь, и в его голосе Эль Драко с удивлением уловил что-то похожее на сострадание. – Знаешь, кто тобой заинтересовался? Сам советник Блай! Сердце на миг замерло, как испуганный мышонок, а потом рухнуло в пятки. – Ч-что?.. – выдавил Диего и сам не узнал своего голоса. – Ты не ослышался, – устало подтвердил следователь. – И если сегодня ты не одумаешься, завтра он будет здесь. Непотопляемого Блая хорошо знали не только в Мистралии, но и за её пределами. Он благополучно пережил все пять переворотов и при нынешней власти даже возвысился до советника. Блай равно Кастель Милагро, это знали все, как и то, что Кастель Милагро была совершенной тюрьмой. И что творилось за её стенами, что Блай проделывал самолично, тоже было очень хорошо известно каждому мистралийцу. А последние несколько лун Кастель Милагро, которую лидеры Объединения Всеобщего Благоденствия, придя к власти, обещали сравнять с землёй, расцвела с новой силой. Так же как и Блай. – Теперь ты понял? – прервал мысли Диего негромкий голос следователя. – У тебя ещё есть время до завтра. Потом будет поздно. Захочешь поговорить – дай знать охране. Мне передадут. И он небрежно кивнул застывшим у дверей громилам в форме: – Уведите его.
Однажды на Олимпийских играх победил мёртвый атлет читать дальше Аррихон, также называемый Аррахоном из Фигалии, был панкратиастом (атлетом, занимавшимся панкратионом — древним видом единоборства) и жил в VI-м веке до н. э., он победил на Олимпийских играх в 572-м и 568-м годах до н. э.
В 564-м году Аррихон дошёл до финала в третий раз, но в конце соревнований противник схватил его так, что он больше не смог сделать ни одного движения. Согласно легендам, его тренер тогда закричал: «Что за чудесные похороны, если вы не покорили Олимпию». Перспективу почётной смерти Аррихон использовал с умом: он воспользовался временной слабостью противника и вывихнул ему ногу ударом правой ноги, а чтобы сделать этот маневр более эффективным, бросил тело соперника влево. Из-за невыносимой боли противник сделал судье знак, что сдаётся.
Однако всё это время противник не отпускал шею Аррихона, и из-за внезапного движения она сломалась. Смерть была мгновенной, и произошла из-за сломанной шеи, а не от удушья, как говорит Павсаний, поскольку перед тем, как умереть от удушья, человек на некоторое время теряет сознание. Несмотря на смерть, именно Аррихон, а не его противник, был провозглашён победителем. Таким образом, Аррихон олицетворяет знаменитый спортивный девиз — «победа или смерть».
Недавно вернулись с концерта БГ. Он практически каждый год приезжает к нам в город в конце ноября - в декабре. Только в прошлом году не бы... Не, живая музыка, живые эмоции - это что-то. Я вообще люблю Аквариум, но слушать концерт в живую - совсем не тоже самое, что в записи. В этот раз он пел, как всегда, и старые, любимые песни, и новый альбом звучал. А в конце зал как всегда завёлся на все сто процентов и ни что не хотел отпускать БГ со сцены. Правда, в этот раз он играл не четыре часа, как в позапрошлый год, а только два с половиной, но этого времени кажется, всё равно не хватило... Зато уж эмоции-то через край, это точно.
Пы. Сы. Эти выходные вообще вышли очень насыщенными в культурном плане. Вчера ездили на ночь искусств в Кириллов. Только ещё фотографии не успела разобрать. Завтра, возможно, расскажу и покажу картинки...
Во-первых, жанр: (кроме того, что это джен) очень хороший вопрос... Во-вторых, суть рассказа - Иолай где-то потерялся. И где он?
размер: мини
- Ты куда-то собрался? – Геракл опустил очередной камень на стену вокруг дома матери, которую он строил с переменным успехом уже который год подряд, и смерил подозрительным взглядом Иолая. Тот шагал мимо с самым озабоченным видом и остановился, увидев полубога. - Судя по экипировке и мечу в руках, ты, друг мой, решил в очередной раз поискать приключений? Иолай глянул на друга исподлобья и сказал: - Вообще-то я иду в Скирос… - И что ты там забыл? – Геракл нахмурился. читать дальше- Дирсия зовёт меня. Она прислала письмо с просьбой приехать как можно скорее, - он вытащил из-за пояса мятый свиток и протянул другу. Геракл пробежал глазами писанину: - Совершенно невразумительно, - он удивлённо посмотрел на друга. – Ты понял что-нибудь? - Только то, что она просит меня приехать, - Иолай пожал плечами. - Хочешь, чтобы я пошёл с тобой? - Нет. Ты занят. Ты же сам говорил, что Алкмена соскучилась, что тебе надо помочь дома. И потом… Дирсия написала мне и звала меня, - Иолай подбоченился. - Я понял, - Геракл рассмеялся. – Ладно, иди, развлекайся. Но если я понадоблюсь, немедленно сообщи. - Уж будь уверен, - он махнул рукой, развернулся на сто восемьдесят градусов и отправился в путь.
Геракл поднял очередной камень и водрузил его на стену.
… … …
- Геракл, дорогой, почему Иолай так давно к нам не заходил? – проговорила Алкмена. Она хлопотала у плиты и болтала весь вечер. Геракл замер, не донеся ложку до рта. - Я не видела его уже больше трёх недель. Вы случайно не поссорились? - Я видел Иолая последний раз, когда он направлялся в Скирос, - ложка медленно опустилась обратно в миску. - Мне помнится, там с ним приключилась очень неприятная история, - Алкмена нахмурилась. – Почему ты не пошёл с ним? - Он сказал, что не нуждается в моей помощи, - Геракл слегка растерялся. Потом вскочил из-за стола и почти бегом кинулся к дверям. - Геракл, ты куда?.. - Мама, я в Скирос. С ним точно что-то случилось! – и, не говоря больше ни слова, полубог выскочил за дверь.
… … …
Геракл домчался до Скироса за неполных три дня, останавливаясь на пути только для того, чтоб перекусить. Он решил не тратить время на сон и не останавливался даже ночью. И чем дальше он продвигался, тем сильнее становилось дурное предчувствие, тем больше он себя ругал. Как он мог так долго медлить? А что если царю Менелаю вновь ударила в голову жёлтая вода, или вожжа под хвост попала? Что если его друг снова в тюрьме, или… Геракл похолодел и усилием воли заставил замолчать панический внутренний голос.
Он ворвался во дворец ни свет, ни заря и потребовал немедленной встречи с царём. - Сожалею, но царя Менелая сейчас нет в городе, - советник поклонился, узнав полубога. - И где же он? - Он отправился на встречу с великим изобретателем Дедалом, ты, может быть, слышал о нём? – советник вновь поклонился. - Я знаю Дедала, - ответил Геракл, эти постоянные поклоны начали его раздражать. – Надеюсь, Дирсия не уехала вместе с отцом? - Вы желаете, просить аудиенцию у царевны? - Да, желаю! – воскликнул он, может быть слишком громко.
Геракл нервно мерил шагами зал и пытался успокоиться. Вот сейчас придёт Дирсия и всё ему скажет, и он узнает, что… Полубог не успел додумать, что же он узнает, когда услышал лёгкий топот, а в следующую секунду увидел бегущую ему навстречу царевну. - Геракл! Как я рада тебя видеть! – девушка радостно бросилась ему на шею. Геракл через силу улыбнулся и сказал: - Я тоже, Дирсия, - и тут же перешёл к делу. – Ты знаешь, что случилось с Иолаем? - А что с ним случилось? – она отстранилась и удивлённо посмотрела на полубога. - Я хотел узнать у тебя, - Геракл нахмурился. – Когда я видел его последний раз, он направлялся в Скирос, потому что получил от тебя письмо. - Письмо? – она потёрла лоб. - Да, письмо. Такую непонятную короткую записку… - Ах, это. Ну да, я позвала Иолая, чтобы он помог мне разобраться в одном деле. Понимаешь, Геракл, такой сложный юридический казус. Там был спор между двумя женщинами из-за ребёнка. Каждая из них говорила, что младенец – её дитя, а Иолай… - затараторила Дирсия. - Так где он сейчас? – он довольно невежливо её перебил. Честно говоря, Геракла сейчас совершенно не интересовали никакие юридические казусы, будь они того интересней. Единственный вопрос, который его занимал: где Иолай? - Я не знаю, - девушка пожала плечами. – А что случилось? - Я не получал от него никаких известий почти целый месяц. - Иолай покинул Скирос одиннадцать дней назад, - Дирсия в страхе распахнул глаза. – За это время он должен был добраться до Фив. - Когда он ушёл отсюда, с ним было всё в порядке? - В полном. - девушка внезапно зажала рот ладонью и прошептала в ужасе. – Геракл! С ним что-то произошло! Полубог кинул на царевну мрачный взгляд и кивнул. - Ты ведь отыщешь его, правда?
… … …
Он обшарил дорогу от Скироса до Фив вдоль и поперёк, расспрашивая всех и каждого, не видел ли кто его друга, облазил все окрестные леса, и холмы, разобрался с тремя разбойничьими бандами и несколькими десятками одиночек с ножиками в сапоге, которые по какой-то им одним ведомой причине считали его лёгкой добычей. Следы Иолая нигде не обнаружились. Его не видели ни в селениях, ни на дороге, ни на тропинках, ни в полях.
- Так, понятно, - Геракл глубоко вздохнул и постарался успокоиться. – Он не пошёл в Фивы. Вероятно, его встретил кто-то и куда-то позвал.
Геракл сел прямо в пыли, привалился спиной к дереву и стал думать, куда мог отправиться его друг. Мысли хаотично прыгали в голове и не желали выстраиваться в стройную цепочку. Геракл бесполезно промаялся около часа. Потом вскочил на ноги и помчался туда, куда повела его интуиция. Ещё через четыре дня он возник на пороге дома Ясона и задал ему ставший традиционным для него вопрос: - Ты не видел Иолая? И получил отрицательный ответ.
Он побывал у Ификла, в Силабосе у Леандры, отыскал неуловимого Автолика, встретился с Салмонеем, съездил в Аттику к Наоби, добрался до Ехидны с Тифоном, даже нашёл Зену – никто не видел Иолая и не слышал ничего о нём уже давно. Чем больше проходило времени, тем мрачнее и угрюмее становился Геракл.
А потом ему в голову пришла отличная идея: - Арес! Арес, где ты? Я знаю, ты меня слышишь! Отвечай!!! – закричал он что есть мочи. Хорошо, что в этот момент он был один в чистом поле и никого не испугал своим диким воплем. … - Ну, что ещё? – сводный брат появился в синей вспышке и скорчил недовольную мину. Геракл, который готов был вспыхнуть от любого неосторожного слова, бросился к богу войны и схватил его за грудки: - Где он?!! Отвечай! Арес, не говоря ни слова, размахнулся и заехал полубогу по скуле. Тот не остался в долгу и врезал ему в ответ. Скоро они катались по траве, молотя друг друга, что есть силы, и яростно выкрикивая проклятия. После очередного очень неслабого удара братья разлетелись в разные стороны как бильярдные шары. - Ты с ума спятил?! – прорычал, наконец, Арес. - Где! Иолай?! – Геракл с трудом поднялся на ноги, пошатнулся и едва не упал. - Кто? – бог кашлянул и выплюнул песок. - Мой друг. Иолай. Где он? – повторил Геракл, наградив Ареса мрачным тяжёлым взглядом. - О-о-о! Да ты, оказывается, страшен в гневе, - Арес рассмеялся. - Ты меня ещё не видел в гневе, - сквозь зубы бросил полубог. – Я больше повторять не буду. Отвечай. Где мой друг? - Или что?.. - Увидишь. И тебе это не понравится. Тёмный и синий взгляды скрестились как два отточенных клинка. Арес стёр усмешку и выговорил: - С чего ты решил, что я знаю, где находится твой сумасшедший дружок? - Его никто не видел два месяца… Арес всплеснул руками. - А почему ты решил, что я должен знать, где он находится? - А ты не знаешь? – Геракл подозрительно прищурился. - Нет. - И не видел его? - Нет. - И даже не предполагаешь, где он может быть? - Нет! Нет! Нет! – прорычал Арес. – Ты точно спятил. Почему ты спрашиваешь у меня, где может находиться этот нахал, а сразу не пошёл к Аиду? Геракл похолодел. Арес сейчас высказал мысль, которую он старательно гнал от себя всё это время. А надо было не метаться как полоумный по всей Греции, а сразу отправиться к воротам царства мёртвых. А что если теперь прошло слишком много времени, что если Аид его не отпустит, что если?.. Геракл махнул рукой, пробормотал: - Спасибо, Арес. Развернулся и кинулся прочь.
Он знал, что вход во владения дяди находится в Пилосе. Геракл мчался и мчался, пока не начал выбиваться из сил. А до цели было ещё слишком далеко. И тогда он решил воспользоваться проверенным способом. Набрал полную грудь воздуха и заорал: - Аид! А-а-а-и-и-д!!! А-А-А-И-И-И-Д-Д!!!
После почти получасового сотрясения воздуха пространство дрогнуло, потемнело в глазах, закружилась голова, и Геракл оказался в чертогах бога подземного мира. - Что ещё случилось? – бог мёртвых мрачно воззрился на племянника. Геракл перевёл дыхание и сказал: - Верни Иолая. - Что? – Аид опешил. - Иолай. Мой друг. Он у тебя. И я прошу его вернуть. - Стоп-стоп-стоп. – Аид нахмурился ещё больше, затеребил подбородок. Подошёл к столу, заваленному ворохом бумаг, переворошил кучу свитков и крикнул: - Радамант! Минос! Где вы, бездельники? – обернулся к Гераклу и сказал. – А ты подожди.
На зов тотчас явились двое субъектов в чёрном – помощников бога подземного мира и судей человеческих душ. - Ты звал нас, владыка? – спросил одни из них. - Да. Почему опять бардак в делах? Почему я должен делать за вас вашу работу? – накинулся он на ассистентов. - Э-э-э… Владыка, что случилось? С отчётами всё в порядке, все души на своих местах, каждый получил то, что ему причитается… - оба судьи заговорили одновременно, перебивая друг друга. - Как это, на своих местах? Как это, всё в порядке? – Аид грозно навис над помощниками. Геракл стоял в сторонке и терпеливо ждал. Уж если Иолай где-то и есть, то только здесь, в царстве мёртвых. А с дядей он сумеет договориться. - В порядке… - пролепетал один из судей, кажется, это был Минос. - В списках не значится одна душа – Иолай из Фив. – Аид постучал длинным сухим пальцем по столу. – Где он? - Простите, владыка, сейчас разберёмся, - засуетились помощники. Они зашуршали бумагами, негромко переговариваясь испуганными голосами.
… Тёмное подземелье, словно бы осветилось солнечным светом, когда появилась Персефона. Она подошла к любимому мужу, ласково погладила его по щеке и спросила: - Что случилось, дорогой? - Племянник снова потерял своего друга, - хмуро бросил Аид. - Иолай пропал? – богиня ахнула и посмотрела на Геракла с состраданием, обернулась к супругу и проникновенным голосом попросила. – Ты ведь вернёшь его, правда, Аид? Иолай такой славный, и потом, ты же не захочешь видеть Геракла здесь каждый день? – она лукаво улыбнулась.
Судьи, наконец, закончили разбор списков и нетвёрдыми голосами в унисон произнесли: - Его здесь не было, владыка. Он не был измерен, не был взвешен, его судьба не решалась на Суде. - Что? – Геракл даже дар речи потерял, - То есть как это, его здесь нет. Тогда где он? Аид развёл руками: - Ты видишь, его у меня нет. Не ответив, Геракл резко повернулся и зашагал прочь. - Эй, ты куда? – окликнул его Аид. - Я иду к Харону. Никто не пройдёт незамеченным мимо него, - не оборачиваясь, бросил полубог. - Отличная идея, - Аид догнал племянника.
… … …
- Шеф, что он здесь делает?! – в голосе жуткого перевозчика послышались панические нотки. Он оттолкнулся длинным шестом и поспешил убраться на середину Стикса. - Успокойся, Харон. Геракл всего-навсего ищет Иолая. - Этого нахала, который задолжал мне уйму денег? - Ты видел моего друга? Перевозил его на эту сторону? – Геракл постарался говорить спокойно. - Не видел я его, и видеть не желаю! – истерически взвизгнул Харон. – Он надул меня в последний раз, так же как и ты, - перевозчик погрозил крючковатым пальцем. – Я по-о-мню, как ты лишил меня обеда. Такая чудесная свинка в кои-то веки забрела ко мне, а ты её стащил! - Ну, прости меня, Харон. Ты же видел, она была жива. – Геракл покаянно опустил голову. – Вспомни, может быть, ты всё же перевозил Иолая на это сторону? - Я ещё раз повторяю – я его не видел. Шеф, ну чего он ко мне пристал? И даже если бы он тут шлялся на берегу, я всё равно его бы не повёз, пусть прежде расплатиться за прошлые разы, - Харон душераздирающе вздохнул. - Ну что, убедился: не было твоего друга здесь, - Аид обернулся к полубогу. - Где же он тогда? – Геракл потерянно посмотрел на дядю. – Не в Тартар же он, в само деле, провалился… Внезапно глаза его загорелись: - Аид, он в Тартаре! Я точно это знаю. Проводи меня туда. - Перестань дурачится! – Аид грозно осмотрел на Геракла. – Харон тебе сказал на чистом греческом языке: он не перевозил Иолая через Стикс. Минос и Радамант его не судили. Значит, в Тартар он не мог попасть никоим образом. Какая часть из фразы «его здесь не было» тебе не понятна? - Он в Тартаре! – повторил полубог в исступлении. - Вот что, убирайся-ка отсюда вон, – Аид начал терять терпение. - Аид, если ты не проводишь меня в Тартар, я сам туда попаду и тогда… Аид окончательно вышел из себя и выкрикнул: - Если ты не образумишься, я попрошу Гефеста, чтоб он сковал тебя также, как Прометея! - и дико возопил: - ВО-О-О-ОН!!!
…Земля содрогнулась. Оглушающий удар грома, вспышка…
И Геракл обнаружил себя растянувшимся на земле на том же поле, где он не так давно выяснял отношения с Аресом.
Он медленно поднялся на ноги, пошатнулся и протянул: - Та-а-ак. Значит, семейка отказывается мне помочь. Ну, хорошо.
В мозгу появилась, было, мысль обратиться к Зевсу. Но она скользнула по краешку сознания и погасла. Зато в голове настойчиво начала биться другая. Пока не оформилась в одно слово: - Гефест!
Гефест, друг с ранней юности. Он должен помочь. Не откажет.
Каким образом может помочь Гефест, Геракл не решил, зато, увидев перед собой чёткую цель, кинулся к ней бегом.
Последний раз он навещал Гефеста в его мастерской в недрах вулкана недалеко от Силабоса. Ещё пять с половиной дней пути. Геракл глубоко вздохнул, встряхнулся и помчался.
… … …
- Гефест, это Геракл! Гефест, ты слышишь меня? Г-е-еф?! – эхо бесконечным отзвуком отразилось от стен пещеры. – Ге-е-ефе-е-ест!!! – снова крикнул он. И вдруг замер, услышав рассерженное шипение. - Тише! Герк, ты что, с ума сошёл, так орёшь? Он остолбенел. Моргнул. И медленно осел на землю.
Из-за поворота главного коридора, который вёл вглубь горы, в чертоги Гефеста, вышел… его друг. Иолай, такой же, как всегда, в своей неизменной фиолетовой безрукавке, с неизменно растрёпанными светлыми вихрами и с недовольной миной на физиономии. Недовольной, потому что к груди он нежно прижимал небольшой свёрток и покачивал его на руках. И свёрток это подозрительно попискивал.
Геракл икнул, переглотнул и выдохнул: - И… Иолай… - Ты что это так на меня смотришь, как будто увидел призрака? – друг подозрительно прищурился.
Геракл вскочил на ноги, сгрёб его в охапку и стиснул так, что у того затрещали рёбра: - Ге-ерк!.. Отпусти… Раздавишь… - прохрипел Иолай. Полубог испуганно разжал руки. - Да что случилось-то, объясни толком? - Что случилось?!.. – Гераклу пришлось снова глубоко вдохнуть и сосчитать до семи. - На тебе лица нет, - кивнул Иолай. - Где. Ты. Был. Всё это время? – наконец, с расстановкой произнёс Геракл. - То есть, как это где? Здесь, конечно, - Иолай пожал плечами. Свёрток в это время начал издавать ещё более громкие и ещё более подозрительные звуки. - Что это?! - Не что, а кто? – Иолай ласково улыбнулся и пробормотал. – Ути-пути-пути… Геракл едва не подавился. - Это Гармония. Правда, она милая? - Иолай приподнял краешек одеяла. На Геракла в упор смотрели удивительно ясные голубые глаза, а на младенческом личике как в зеркале отражалась улыбка Иолая. - Э-э-э-э… Гармония? - Понимаешь, я возвращался из Скироса домой и встретил по дороге Афродиту. Она поссорилась с Гефестом и очень хотела помириться с ним обратно. Ну и вот, а ребёнка не с кем оказалось оставить. Вот она меня и попросила приглядеть за Гармонией, пока они будут мириться. Она разве тебе не говорила? - Н-не-ет… - протянул Геракл. Он всё ещё не отошёл от шока. - Так я и знал. Всё, что не касается любви Дите нельзя доверить, - Иолай грустно усмехнулся. - Но почему ты? - Ну, а кто? Кто, по-твоему, их свёл: Афродиту и Гефеста? - Ты. - И кому, по-твоему, они могли доверить дочь? – он торжествующе улыбнулся, наклонился к девочке и пробормотал. – Ути-пути-путюшки…
Сегодня, в последний день показа фильма в кинотеатрах, мы, наконец-то выбрались на последний... ну хорошо, на предпоследний сеанс. Последний будет в 22 часа. Ну что, этот фильм действительно нужно смотреть только в кинотеатре. жаль, что у нас нет аймакса. но, что ж делать. читать дальшеКрасота космоса, красота Земли, мчащиеся со скоростью пули обломки. В общем - это фильм красивый. Очень красивый. И выгодно выбивается из общего ряда сказок - фентезюшек, которых полным-полно.
А, ещё перед показом показывали трейлер ко 2 части Хоббита, и на большом экране это совсем нето же самое, что на ютубе. Ну, декабрь уже скоро ) Это так, к слову.
Вернусь к Гравитации. Я не стану пересказывать сюжет, ибо все наверняка его уже знают. Только сажу, что... мне, например, не хватило эмоций. И даже в самый драматичный момент, когда Мэт Ковальски отстёгивает страховочный трос... Ну, не знаю. Я вот представляю, если бы этот фильм был снят одним из наших мэтров - то одним только взглядом можно было бы передать всю глубину отчаяния, всю трагедию. Всё кончено. Единственный шанс спасти её - оборвать нить. А здесь - болтовня. И ещё, даже в тот момент, когда она твердила "Мне очень страшно, мне очень страшно" - страшно почему-то не было. Видимо, всё-таки сработал эффект завышенных ожиданий. всё-таки гораздо лучше идти в кино и не ждать от него ничего. Тогда и восприятие будет чище, и эмоции сильнее.
А весь фильм, как мне показалось, это своеобразный Кобаяши Мару. Вы уцелели в обломках? Вот вам обрыв троса. Ах, он её поймал? Тогда, пусть закончится горючее в реактивном ранце. Не, пусть будет круче, пусть она останется одна... Ну, и так далее, еtc. А ещё это очень-очень американский фильм. Типичный. Начиная с того, что они вновь кидают камушек в наш огород - дескать во всей этой ситуации, оказывается, виноваты-то русские! И вообще весь фильм прямой и плоский, как доска. и утверждается в нём типичная идея - ты можешь добиться, ты должен добиться победы, и бла-бла-бла. Эта идея характерна, конечно, и для советского (не русского, а именно советского) кинематографа. Только... не так прямолинейно.
Ну, и конечно, традиционный хэппиэнд.
А ещё возвращаясь из кино, мы придумывали, а какой мог бы быть открытый финал. Ну, например, можно было бы завершить фильм в тот момент, когда она падает в этом утлом кораблике по баллистической траектории, на словах "Мы отслеживаем вашу траекторию"... ну, или в тот момент, когда она выбралась из корабля и только плывёт ещё наверх, к солнцу
Ну, или, к примеру, вообще показать плавающий на воде скафандрик ) Хотя, априори, скафандр должен потонуть.
А ещё очень позабавило то, что проведя столько времени в космосе, пережив при спуске перегрузки х/з знает во сколько g, она не только сумела выплыть на поверхность,но , и, выбравшись на берег, сразу поднялась на ноги и пошагала в светлое будущее.
Хотя в целом фильм понравился. и я нисколько не пожалела, что сходила в кино. Вот такие впечатления.